– Что именно?

– Каков источник моей силы.

– Я не знал этого наверняка, – поежившись, признался он, – но мы это подозревали. Травма часто вызывает появление дара, и, ну, ваш талант проявился сразу же после довольно ужасающего количества травм, не так ли?

Кобыла Дорна покачала головой, цокая языком:

– Мой бедный жеребенок.

– Ты по-прежнему общаешься с этим отцом Зайхерой? – нахмурился Кирин.

Джанель и Коун переглянулись.

– Я полагаю, мы могли бы с ним связаться, если бы захотели, но зачем? – спросила Джанель.

– Послушайте, я понимаю, что вам обоим очень нравится этот мужчина, но что-то во всей этой истории меня беспокоит, хотя, конечно, палец на кон я не поставлю. – Кирин вдруг щелкнул пальцами: – Подожди. Я все понял. Коун, ты никогда не говорил отцу Зайхере, что Сенера была сбежавшей рабыней-долтаркой[120].

Брат Коун моргнул:

– Я… Что?

– Ты никогда не говорил отцу Зайхере, что она была рабыней, сбежавшей или что-то в этом роде. Так почему же он назвал ее так?

– О, – брат Коун сдвинул брови. – Я этого совсем не заметил.

– И он не ошибся, – медленно произнесла Джанель. – Но до недавнего времени мы не знали этого о Сенере. Коун, ты уверен, что он сказал именно это?

Коун поморщился:

– Уверен.

– Ну и что это значит? – пожала плечами кобыла Дорна. – Может быть, он просто это предположил. Я слышала, что большинство долтарцев оказываются в Кууре именно так, верно?

Кирин пожал плечами и откинулся на спинку стула.

– Я не знаю. Это все показалось мне странным, но, возможно, Дорна права, и он просто предположил, что она могла быть рабыней.

– Нет. – Коун на секунду прикрыл глаза. – Нет, он совершил ошибку – или он проверял меня. В любом случае я должен был это заметить.

Джанель странно посмотрела на Коуна:

– О чем ты говоришь?

– Мы еще не добрались до этой части истории, – сказал брат Коун, – но теперь ваша очередь рассказывать.

Рассказ Джанель.

Апартаменты Барсины, Атрин, Джорат, Куур

Я часто думаю, не было бы лучше, если бы я не могла вспомнить, что произошло той ночью. Была бы я чище, счастливее, если бы я проснулась на следующее утро, будучи невинной в своем неведении, не уверенной в том, что я сделала? Могла ли я притвориться, что не совершила ничего дурного, или я бы погрязла в сомнениях? Что было бы хуже – проснуться в надежде, что я никого не убила, или открыть глаза с абсолютной уверенностью зная, что мои руки в крови?

Неважно. Я знала. Я вспомнила. Я сбросила покрывало и потянулась за халатом.

– Ах, жеребенок! – накинулась на меня Дорна, стоило мне пошевелиться. – Тебе не следует вставать с постели. – Дорна сидела за маленьким столиком у камина, штопая прорехи на моей окровавленной тунике. Она и сама была готова признать, что ужасно готовит, но при этом она потрясающе управлялась с иголкой и ниткой; к тому времени, когда Дорна закончит, я вряд ли смогу найти, где на ткани была дыра. Тем более что она покрасит все в новый цвет, чтобы скрыть пятна.

– Я в порядке, Дорна. – И это было чистой правдой: я совершенно не ощущала никакой боли, а когда прикоснулась к пояснице, даже не почувствовала, что была ранена.

Я взяла корсет со стола, рядом с которым сидела Дорна.

– Кто исцелил меня? Коун? – Я просунула палец в дыру в корсете. Его еще можно было починить. А ведь совсем недавно я просто бы выбросила эту одежду и приказала слуге подобрать мне новую.

Теперь же придется довольствоваться этим.

Дорна ничего не ответила. Она была так занята шитьем, что, глядя на нее, я невольно задавалась вопросом, что же случилось со мной, пока я была без сознания.

– Дорна? Это Коун исцелил мои раны?

Дорна отложила пяльцы в сторону, сделав вид, что не услышала моего вопроса:

– Как ты себя чувствуешь? До этого у тебя еще ни разу не было таких серьезных ран…

Я положила корсет обратно на стол.

– Где мы находимся? Это те самые апартаменты Барсины?

– Да, жеребенок, – улыбнувшись, сказала она. – Мы даже находимся здесь на законных основаниях. Кэлазан разрешил нам.

– Я знаю. Ты нашла Арасгона и Талараса?

Дорна пристально посмотрела на меня и только собралась что-то сказать, но затем сжала губы:

– Жеребенок…

– А что с драгоценностями моей матери? Ты их продала?

Дорна вздохнула:

– Нет. Арот всегда был хитрым ублюдком. За ломбардами тоже следят. Но я хорошо разбираюсь в его уловках. – Она заметила выражение моего лица. – Мы что-нибудь придумаем. У меня есть немного накопленного металла, так что пока не придется выворачивать карманы. С огнекровками тоже все в порядке: они резвятся на Лугу и гарцуют со старыми друзьями. Ну и флиртуют с кобылами, как бесстыдные жеребцы. Впрочем, это ж они и есть. – Старуха встала. – Нинавис рассказала мне, что произошло. Не будь к себе строга. Они были плохими людьми.

– Они были отчаянными людьми, – поправила ее я. – И больше мы ничего не знаем об их характерах[121].

– Они бы убили тебя.

– Я не знаю, так ли это. И ты тоже. И если только в следующий раз я не встречу их души в Загробном Мире, их истинные намерения останутся мне неизвестными. – Я потерла кончики пальцев друг о друга. Дорна или кто-то еще, наверное, Коун, должно быть, помыли мне руки, пока я спала. Впрочем, справились они с этим не особо хорошо: под ногтями осталась липкая корка крови. – Все, что я знаю наверняка, – это то, что я уничтожила их[122].

Дорне нечего было мне ответить на это – либо потому, что она в конце концов согласилась со мной, либо потому, что она решила, что спорить со мной бесполезно.

– Давай я принесу тебе завтрак.

– Нет, давай все-таки вернемся к моему первоначальному вопросу. Неужели… Коун… исцелил… мои… раны? – спросила я.

Раз уж Дорна не захотела мне ответить, то ее молчание превратило праздный вопрос в важный.

– Ой, я думаю, да, но с помощью Зайхеры…

Зайхера? Я распахнула глаза от удивления.

– Тебе нужно отдохнуть! – крикнула она мне вслед, но я уже выскочила в главную комнату.

Большинство апартаментов в Атрине похожи друг на друга. Этажи не столь уж разнообразны в планировке, но поскольку барон занимает более низкое положение, чем граф, то апартаменты Барсины меньше, чем апартаменты Толамера, хотя все остальное одинаково: точно так же расположен камин, те же самые декоративные карнизы, такой же резной потолок и главный зал. Сотни живших здесь поколений отполировали оштукатуренные стены до такой