Митч: Работа над сценарием заняла много времени. Не все получилось сразу. Довольно напряженная сцена, о которой вы говорите, заняла много времени.

Майкл: Что было самым трудным в этой работе? Вы начинали с малого, а потом все наращивали и наращивали?

Митч: Я подумал, что мы должны акцентировать тот момент, когда он бьет рукой по стене, чтобы подчеркнуть жестокость.

Робин: Она была в ужасе, что он ударит ее.

Митч: Я сказал: «Думаю, Тони должен ударить рукой по стене», потому что это действительно выглядит жестоко.

Робин: Позже, в спальне, он ударил Иди о косяк двери и причинил ей боль, несмотря на то что на ней были защитные прокладки.

Майкл: В начале сцены Тони говорит: «Ты сказала, что я отправлюсь в ад, – хорошее пожелание для того, кто собирается на МРТ», вспоминая момент из первого сезона, крупную ссору, когда он проходит томографию. Они внезапно начинают спорить друг с другом обо всем, и она говорит: «Разница между тобой и мной в том, что ты отправишься в ад, когда умрешь». Это была сильная сцена, и великолепно, что вы здесь напомнили о ней.

Тони уходит, сказав про МРТ, Кармела чувствует себя виноватой и начинает сцену с извинений, да так, что вы думаете о возможном примирении и уже верите в него. Вы говорите, что идея была в том, чтобы пройти еще один слой и сделать жестоким финал?

Робин: Да. Как в истории с Фурио, когда она говорит: «И он слушает меня». А когда Тони узнал, что у них даже не было секса, и начал смеяться над ней, она отплатила ему тем же.

Митч: Это тяжелая сцена.

Майкл: Мы говорили о финале, о той очень смешной сцене, где они пытают Сапинсли – адвоката, продавшего Тони дом, – и включают громкую музыку на лодке. Музыку Дина Мартина. Это такой необычный, нестандартный выбор для подобного острого момента. Чья это идея и как ее удалось обыграть? Большинство таких напряженных телесериалов заканчиваются на тихом или серьезном моменте, а не на чем-то смешном.

Робин: Ничего подобного. Дэвид никогда не стремился к пафосному эмоциональному моменту, никаких объятий, никаких «Ты в порядке?». Это напоминало нам о потребностях кабельного телевидения, где нужно действовать очень строго, стремясь донести свою точку зрения. На самом деле, мы хотели этого избежать. Так что все развивалось совершенно естественно. Таков Дэвид. Он редактировал все шоу – за ним было последнее слово.

Стив: Позвольте спросить еще об одном моменте, связанном с этим сериалом. Кажется, я слышал, как вы рассказывали историю о съемках одной длинной сцены. Режиссером был Джон Паттерсон. С ним приятно работать.

Робин: В конце была длинная сцена с Тони и мистером Сапинсли. Дело происходило очень поздно ночью, мы снимали всю неделю. Финальный кадр снимали в три часа ночи в пятницу.

Митч: Это была долгая неделя.

Робин: Длинная неделя, ты далеко от дома вечером пятницы. Мы уже были на низком старте, и Джиму было трудно произнести реплику. Он сбивался, нам приходилось перезагружаться, заново выставлять свет, подправлять макияж. Все через это проходят.

Митч: Съемочная группа была уже измотана.

Робин: И вот мы снимаем третий дубль. Прошел еще час, и Джим произнес свою реплику, но Джон Паттерсон крикнул: «Бинго!» – и испортил сцену.

Майкл: И просто вырезать это невозможно.

Робин: Нет, нельзя, это непрофессионально и было бы жульничеством.

Майкл: Когда вы вырезаете что-то подобное, это очевидно и портит сцену. Редактирование делается не ради спасения эпизода, оно, скорее, как пластырь.

Робин: Точно. Так что он испортил сцену для Джима. Тот подходит к спинке кресла Джона Паттерсона, берет его голову в свои большие руки, наклоняется и целует его в макушку. [Смеется.] Это было так удивительно, неконтролируемо, шокирующе и прикольно.

В конце четвертого сезона Джим Гандольфини вступил в крупный спор с каналом HBO по поводу контракта. Все вышло очень некрасиво, но мы поддержали Джима. Никто не обратился к прессе, не сказал о нем ни одного плохого слова. В конце концов все закончилось хорошо, но вот что вам нужно знать. Это был нелегкий момент для любого из нас – после очередного сезона предстоял еще один годичный перерыв, и никто из нас не получал зарплату. Но вот что сделал Джим: он позвал всех постоянных участников сериала в свой трейлер – нас было шестнадцать человек – и вручил каждому чек на $ 33,333. Он сказал: «Спасибо, что поддержали меня». Он был невероятно щедр всегда. Годы спустя мы узнали, что он неофициально делал всевозможные вещи: оплачивал чужие медицинские счета и ипотечные кредиты, часто анонимно. Никто из нас ничего об этом не знал.

Такие жесты действительно много значили для нас. Дело не в том, сколько он жертвовал денег, а в том, что это символизировало. Его поступки говорили нам о том, что Джим хотел, чтобы мы знали, что ему не все равно. Он признавал нашу тяжелую работу и наш вклад. Он был щедр на деньги, это правда, но еще важнее то, что он был щедр на похвалу. Когда я вспоминаю его, именно это значимо для меня больше всего.

– Стив

Глава 9

Стив Ширрипа в подсобке стрип-бара Bada Bing!

Я знаю о Стиве кое-что, известное не многим. За суровой внешностью скрывается… ну, он сердитый. И, кроме того, он еще довольно груб. Но в целом он один из самых добрых парней из тех, кого я знаю.

И один из самых интересных. Мы с ним оба выросли в мире нью-йоркских итальянцев, но мы не могли прийти в одно место настолько разными путями. Мне нравилось слушать его истории на протяжении многих лет, и я очень хотел, чтобы он поделился ими здесь.

– Майкл

Майкл: Ты вырос в Бенсонхерсте, верно?

Стив: Да.

Майкл: Было ли там заметно присутствие мафии, когда ты рос?

Стив: Безусловно. В шестидесятые и семидесятые годы Бенсонхерст был огромным анклавом мафии. Огромным! Речь о банде с Бат-авеню. Я вырос прямо там. Они были повсюду. Вы не всегда знали, что это мафиози, особенно когда были младше.

Майкл: Да, они не носили бейджи.

Стив: Нет, но в команде моей маленькой лиги был парень, чей дядя был мафиози, и отец другого парня, и дядя того парня Джимми. А потом ты открываешь газету и