Гермиона разозлилась. Какого хера? Она не могла поверить, что Драко ничего ей не сказал, даже не предупредил. А Тео? Казалось, они стали близкими друзьями… И хоть она в какой-то степени понимала, что Гарри слишком легкомысленно отнесся к финансовой части плана, она полагала, что Тео — и соответственно, Драко — уже знали об этом и все учли. Джинни была права, выход Тео уничтожит весь проект. Грейнджер сжала кулаки и прерывисто выдохнула.

— Я хочу, чтобы ты знала: я ни о чем не имела понятия, — сказала она, пристально глядя на Джинни. — Совершенно. Я бы тебе сказала.

— Конечно, я это знаю, — лицо Джинни было грустным. — И я хочу, чтобы ты знала, что часть меня сожалеет о том, что все это значит для тебя.

Гермиона покачала головой.

— Я еще не знаю, что это значит. Но узнаю. И может быть, смогу это исправить.

На лице Джинни промелькнуло сомнение, и она оглянулась через плечо.

— Я должна идти. Гарри проснулся. Он совсем не спал прошлой ночью, и ему удалось подремать последние несколько часов. Попробую уговорить его что-нибудь съесть. Он ничего не ел со вчерашнего дня, — она повернулась к Гермионе. — Увидимся во вторник или среду, да?

— Да, скорее всего, во вторник вечером.

Джинни кивнула, и пламя погасло.

Гермиона сидела напротив пустой каминной решетки, обняв колени, и долго смотрела перед собой невидящим взглядом. В конце концов она поднялась и протопала на кухню. Ей определенно нужно было выпить.

Взяла стакан, налила здоровую порцию коньяка и, прислонившись к стойке, медленно отпила.

Да, она была сердита и задета отсутствием доверия. Секретность и закулисные сделки — все это так… по-слизерински. Но ее аналитическая сторона также знала, что в схеме Гарри всегда были недостатки. Недостатки, на которые Гермиона указывала им с Джинни, но которые ее друзья, очевидно, проигнорировали.

Она знала, что совмещение ее жизни в Лондоне и их отношений с Драко будет трудным и неловким, но происходящее сейчас было настоящим испытанием огнем. И это еще до Молли Уизли не дошли слухи… Гермиона глубоко вздохнула.

А стоило ли оно того? Сразу после этой мысли она вспомнила, как Драко смотрел на нее прошлым утром в предрассветном сумраке своими глубокими и бездонными глазами. Когда она почти сказала то, что было у нее на сердце.

Но ведь все стоящее требует усилий?

Она вздохнула и опустила глаза. Это займет много усилий.

Гермиона снова уставилась в никуда, но тут ее взгляд привлекло движущееся изображение на первой странице свернутого «Ежедневного пророка». Что-то показалось знакомым…

Она взяла газету и развернула на первой странице. То, что она увидела, выбило из нее дух, стакан с коньяком выскользнул из пальцев и разбился о твердый каменный пол.

«Священная прогулка прямиком к алтарю?!» — кричал заголовок.

А под ним две фотографии — Драко… и той темноволосой девушки с вечеринки Тео.

Мозг Гермионы, казалось, на мгновение отключился, пока она смотрела на них.

Конечно, первое, что она заметила, — это то, что он выглядел великолепно, его темная парадная мантия резко контрастировала с платиновыми волосами. Потом она отметила, что и от девушки — ах, ее зовут Жонкиль, как мило — просто захватывает дух: идеальная куколка с фарфоровой кожей и шелковистыми смоляными локонами. А потом Гермиона уловила их жесты и поведение. На первом снимке они танцевали, в статье говорилось, что они открывали бал. Девушка, Жонкиль, улыбалась Драко, пока они кружились в танце. Поначалу его было видно со спины, но вскоре картинка показала крупным планом его лицо, от которого исходила нежность, когда он смотрел на свою партнершу. Блейз Забини довольно скалился на заднем плане, а вишенкой на торте была Нарцисса Малфой, которая с сияющей улыбкой не сводила глаз с сына.

Второе колдо? О, второе колдо было даже лучше! Намного меньше и явно снято издалека: Драко и Жонкиль в темном углу, очевидно, за очень личным разговором. Она кладет руку ему на грудь (Гермиона болезненно вздохнула), а он нежно прижимает ее к себе, обхватив рукой за шею.

Гермионе казалось, что ее сейчас стошнит.

И это было до того, как она заметила зловещий жирный шрифт внизу страницы:

«Свежая сенсация от Риты Скитер на шестой странице: посмотрите, как голубки провели оставшуюся ночь (и утро после)!»

Словно по собственной воле дрожащие пальцы Гермионы нашли шестую страницу, но не раньше, чем она заметила хлесткую цитату Нарциссы о надеждах на «радостное объявление» в ближайшем будущем.

Шестая страница оказалась почти вся занята фотографиями. В отличие от высококачественных изображений на обложке, эти были зернистыми и несфокусированными. Но они по-прежнему рисовали ясную картину: Драко ведет темноволосую девушку в свою квартиру в ночь бала, а уходит она на следующее утро. То самое утро, когда Гермиона помогала детям сортировать по вкусам драже «Берти Боттс».

И на Жонкиль была одна из его рубашек.

Гермиона опустилась на пол, едва пробежавшись глазами по статье: что-то про давние слухи о помолвке и про два крупных состояния, которые объединились для финансирования крупных проектов в «Мэдоуз»… Она попыталась сосредоточиться, ужас сковывал ее по мере прочтения:

«Значит ли это, что золотые деньки Драко во Франции подошли к концу? Ходят слухи, что он тесно общается с одной небезызвестной золотой девочкой, находящейся там в командировке. Но похоже, что платиноволосый принц наигрался и решил, что пришла пора остепениться».

А потом Гермиона увидела имя Джека Уикхэма в самом низу колонки. Она ошеломленно пробежалась по заметке, в жилах закипала кровь. Речь шла о разрыве помолвки Уикхэма, и Скитер намекала на человека из его прошлого, который отвадил Гладиолу Синклер (у них там у всех, что ли, дебильные цветочные имена?*), лукаво отмечая, что Драко был замечен на интимном обеде с вышеупомянутой наследницей всего за неделю до печальных событий. А он определенно времени зря не терял. В статье продолжались намеки на плохие отношения между Драко и Джеком, и заканчивалось все в типичной скитеровской манере: «Разве справедливо, что, обретая собственное счастье, Драко мешает старому «другу» сделать то же самое? Но опять же, Драко Малфой никогда не играл по правилам…»

Гермиона ударила кулаком по полу. Все подозрения о том, что ее скрывали, о том, что она недостаточно хороша, всплыли на поверхность. Она была в ярости.

О, конечно, Грейнджер злилась на него, этого двуличного ублюдка. Но еще больше злилась на себя. Как она