Шрифт:
Закладка:
Не знаю, может, кто-то и не был обременён такими думами, а я отделаться от них уже не мог… Поэтому, пока возникли минуты затишья, я отозвал в сторонку своих близких и верных друзей и стал высказывать им все свои сомнения… И Юра Инчаков, и, особенно, – Кшнякин – это люди, которые и в простой ситуации за словом в карман не полезут, а сейчас их понесло, лишь только я сказал, что не случайна такая неразбериха и примитивность распоряжений…
– Да нас просто специально кидают в это дерьмо для того, чтобы уничтожить смысл и авторитет подразделения. И нас, и «Альфу»! – сразу же вскипел и взорвался Кшнякин. – Как вы этого не понимаете? «Альфисты» сейчас замараются в какой-нибудь никчёмной ситуации, и им – хана! Потом не отмоются. Они, в отличие от нас, – на виду. И ничего не поможет им доказать потом, что это – геройское подразделение антитеррора. Скажут: «Со стариками воюете! Против народа пошли…» Ещё и судить потом начнут. А с нами тоже понятно… Такое подразделение, как мы, это самая опасная составляющая против главного противника. Такую опасность ликвидировать – для них задача номер один. Именно здесь можно и нужно замазать и грязью, и кровью – всех и сразу. Учитель говорил: «Те солдаты, которые повоевали против своего народа, уже не в состоянии эффективно воевать против внешнего врага!» Конфуций не ошибается… Я чувствую, что нас специально заводят в ситуацию, где мы промахнёмся.
– Вот им… а не розовые пышки, – почти ругнулся Юрий Игнатьевич. – Пусть не рассчитывают, что мы идиоты какие-то. Действовать будем осторожно, внимательно, обдуманно и не спеша, советуясь между собой по каждому случаю, возникающему здесь… Договорились? Действительно, сейчас – самая сложная минута для нашего подразделения. Ошибаться мы не имеем права. Тем более ни перед старшими товарищами, ни перед подчинёнными…
– Так что договорились: ни одного необдуманного решения. Всё должно быть осмысленно и утверждено старшими начальниками. Или…
– Или – лучше не надо!
– Понятно, понятно! «Или» не будет…
Лидер народного фронта в этот вечер на телевидение так и не приехал. Напрасно ждали его все технические службы телецентра, напрасно его ждали мы для душевной беседы, напрасно ждали его телезрители… Так получается, напрасно мы рассчитывали на какую-то разрядку напряжённости, нависшей над городом с помощью Панахова. А каждый последующий день становился более нервным и безрассудным…
* * *
Приехали в Управление уже очень поздно. Завалились спать, не особенно радуясь ни сну, ни отдыху. А целый следующий день бесцельно слонялись по коридорам Комитета, не получив за всё время ни единой команды. В середине дня кто-то организовал показ фильмов. В актовый зал притащили дефицитный тогда ещё, но имеющийся у начальника местного оперативно-технического отдела, видеомагнитофон и поставили кассету для просмотра. Сидели в темноте и смотрели фильмы, почему-то всё время про убийства и американскую жизнь… Отвлеклись от происходящего за стенами здания, хотя к самим сюжетам фильмов были не всегда безразличны. Мы с Кшнякиным активно возражали против того, что нам показывают зверства и насилие. Но других кассет не оказалось… А потом была эта ночь, оказавшаяся совершенно бессонной. Ну, во-первых, мы привыкли уже ночами не спать, а во-вторых, за день безделья выспались, от нечего делать, на несколько ночей вперёд. Поэтому опять углубились в разговоры, которые волновали каждого.
– Знаете, – говорил Кшнякин, – часто бывает, что муж и жена жили-жили, а потом по причине непонимания или ещё чего-то, жена говорит: «Больше с тобой жить не буду, давай разойдёмся!» А наш советский суд не разводит, успокаивая: всё образуется…. Так вот, это – абсолютно неправильно! Не может этого быть, уже ничего не образуется, не будут они жить, как жили раньше. И суд, какой бы он «советский и самый справедливый» ни был бы, – не прав. Глупость! Если в семье что-то надломилось, жить вместе уже невозможно. Извините, эту вазу уже не склеить. Таким же и неправильным считаю решение Президиума Верховного Совета СССР о том, чтобы не утверждать решения местных властей и дать возможность Карабаху выйти из состава Азербайджана. Видно там, внутри между ними, накопились такие страсти, что… что даже убивать друг друга стали…
– Вообще, как при таком аппарате КГБ и МВД такое допустить смогли? – вставил Юрий Игнатьевич.
– А что мог сделать всесильный КГБ? – возбудился Валерий Иванович. – КГБ не мог предвидеть этого, этого не могли предвидеть и любые другие компетентные органы: партия, власть или армейская разведка. А потом, что предвидеть? Это знают все и без предвидения… Ведь все руководящие структуры до единой знали и видели, что из Армении прибывают тысячи и тысячи обиженных граждан азербайджанской национальности. Докладывать о чём? Что они живут на грани выживания в стране социализма? О том, что их терпение на пределе? О том, что завтра начнутся между местными армянами и приезжими, которым негде жить, стычки за квартиры и работу?
– Да опера́, скорее всего, и знали, и докладывали… Просто у нас некоторые из начальства зарапортовались. У нас теперь руководители, по-моему, не информацию в отчётах пытаются доложить, а показать, как они хорошо работают. Инспекторские подразделения, созданные в управлениях, превратились в настоящих сказочников, умеющих закомпостировать голову любому. Чёрное «сегодня» легко превращают как минимум в разноцветное. Вообще, перестали докладывать по сути. Главная цель – как бы втык не получить, как бы вывернуться пограмотнее… Неслучайно теперь инспекторское управление важнее любого оперативного. А должно быть наоборот. Сколько раз сам лично сталкивался: давал в своих справках какую-то информацию, докладывал начальству, а потом видел переписанную грамотным опером из инспекторской группы прилизанную бумагу и… обалдевал!.. Вроде – информация та же, но… подана так, что… на орден можно представлять! Это – яма! В которую сами мы и попали…
– Точно, я сам справки тоже не раз отдавал одни, а информацию, которую докладывали в Центр, видел уже очень «прилизанную»… А начальник всегда ещё и припевал: «Научитесь писать правильно!» Правда, у меня так никогда не получалось. Чего-то не хватало…
– Наглости врать не хватало…
– Может быть, может быть…
– Говорят, что сотни тысяч беженцев были с обеих сторон? Это скрывать и замазывать невозможно.
– Нельзя было Нагорный Карабах после