– Доктор, ну куда же без тебя? Конечно!

А ещё через пятнадцать минут мы уже все вместе ехали по ночному городу к месту проведения операции.

В три часа ночи в помещение отделения милиции вошли семь по-военному одетых человек. Дружелюбно и вольготно расположились в помещении под удивленные взгляды сотрудников братского «Младшего Внука Дзержинского»[102]. «Заблудились… Надо бы отдохнуть и немножко набраться сил…» – такова была легенда появления людей. Саша Мешков, как старший этой группы, вёл себя безукоризненно: и сдержанно, и грамотно, и профессионально. Буквально за несколько минут он подружился со всеми, находившимися в помещении, рассказывая майору, по всей видимости, – старшему, о том, как они заблудились в городе, но – слава Богу! – Нашли их, своих! И теперь всё нормально… Он иногда уединялся с майором и на ухо шептал ему, как будто бы гипнотизируя, какие-то им же придуманные с ходу секреты обстановки. Милиционеры заварили чай и с удовольствием угощали неизвестно откуда взявшихся необычно одетых военных. Обстановка была абсолютно спокойная, хотя некоторые из местных всё же напряжённо поглядывали на истёртые до блеска необычные маленькие автоматы. Что это за оружие? Их, конечно, можно было узнать – это автоматы Калашникова. Но без приклада и с очень коротким стволом! И ещё – необычная форма одежды: не солдатская, не «афганка» и почти белого цвета… Но всё равно, можно расслабиться – обстановка приятельская, и даже все шутят и улыбаются. Кто-то сыпал анекдотами про Чапаева. Все в отделе немного успокоились. А Саша потом рассказывал:

– Я, главное, всё время прислушивался, что происходит там, наверху? Я же знал, что прямо над нами идёт операция по проникновению в квартиру… Удивительно! Я ничего не услышал. Когда пришёл условный сигнал: «Операция завершена. Разрешаю уходить», я подумал, что, вероятно, что-то пошло не так и вы даже не входили в квартиру…

На самом деле операция по захвату квартиры прошла, что называется, «в штатном режиме». Проникновение, блокировка всех находящихся внутри и… Первые наши удивительные минуты разочарования: «Оказались не там! Не в том месте!» Люди, мирно спавшие в этой квартире, ни к вооружённым отрядам самообороны, ни к националистам никакого отношения не имели… Судя по их возрасту (в основном малолетние дети и две женщины), вряд ли можно было их заподозрить в антиправительственной деятельности. К тому времени мы ещё не были готовы на такие явные подставы, поэтому списывали эту неудачу на ошибку в информации агента.

Через двенадцать часов, днём следующего дня, Юра Инчаков чувствовал себя как сильно перетренировавшийся спортсмен. Болели мышцы, ломило тело, суставы ныли, а по спине катился пот. Давали знать последствия укола. Какая в этот момент была нагрузка на сердце – страшно было даже представить. Юра терпел и только больше улыбался.

Через двенадцать часов, днём следующего дня, Юра Инчаков чувствовал себя как сильноперетренировавшийся спортсмен. Болели мышцы, ломило тело, суставы ныли, а по спине катился пот. Давали знать последствия укола. Какая в этот момент была нагрузка на сердце – страшно было даже представить. Юра терпел и только больше улыбался.

После возвращения с третьей операции по штурму Дома культуры завода Шмидта мы вечером решили хорошо напиться. Но даже этому в тот день не суждено было случиться… Когда мы подготовили «поляну», на которой стояла бутылка водки и консервы – колбаса к тому времени уже закончилась, в наш «кабинет» зашли несколько местных оперов. С улыбками и приветливыми лицами они принесли водку и предложили выпить вместе. До этого мы видели их часто и на совещаниях, и в коридорах Комитета, с кем-то даже перебрасывались какими-то словами приветствия, но… быть знакомыми настолько, чтобы подружиться, нет! Это стало для нас троих несколько неожиданным и очень сильно напрягло… Особенно Юра Инчаков пребывал в непонимании происходящего. Мне, как его близкому другу, сразу это стало понятно: Юра, чем сильнее раздражён и напряжён, тем больше и шире улыбается. У него в такие минуты появляется двигательная активность, окружающая повышенным вниманием предмет его непонимания, наверное, для того, чтобы сбить с толку и навязать правила своей игры…

– Ребята! – кинулся он к ним, тиская в объятиях. – Молодцы, что зашли! Надо посидеть, поговорить. Мы как раз на стол собираем, присоединяйтесь…

Обращаясь ко мне с Кшнякиным, он вдруг стал называть нас по именам и фамилиям, выработанным предварительной «легендой»[103]. Мы с Валерием Ивановичем хоть и не так быстро оправились от такой неожиданности, но сразу же приняли правила игры, предложенные Инчаковым. А я, выпив первую рюмку, думал: «Молодец, Юра! Нельзя нам расслабляться и выворачивать душу даже им, сотрудникам КГБ Азербайджана. Чего это они припёрлись? Тоже мне, друзей нашли! Им что, выпить не с кем? Неспроста они здесь…» И мы, расслабившись от выпитого, наперебой стали нести такую чушь, что только романы можно писать. О чём рассказывали они, я даже не старался понять и запомнить, наверное, их «игра» тоже имела свой смысл…

* * *

На следующий день мы получили команду выдвинуться двумя отделами на местное телевидение и провести задержание Панахова, который должен был выступить перед телезрителями.

Прибыв на место и укрывшись в довольно большом каскаде помещений телецентра, мы ждали приезда лидера Национального фронта, продолжая, теперь больше уже для удовлетворения собственного эгоизма, вести беседы с местными служащими. Разговорами, конечно, это назвать было сложно… Время для убеждения их в справедливости замыслов власти было безвозвратно потеряно. Мы уже были от них так далеки, что разговор происходил на разных смысловых уровнях. От одних и тех же слов у нас возникали совершенно разные образы. Было видно, что люди нас боятся. Они отвечали подчёркнуто сдержанно и ясно на все задаваемые нами вопросы. Но ответами это назвать было нельзя. Все до одного они ругали армян. Антиармянские настроения были настолько сильны и негативны, что спорить и переубеждать их в обратном мы уже и не стали, выслушивая невероятные, по нашему мнению, истории, как убивают азербайджанцев в Карабахе и Армении. Историй с подробностями зверств было всё больше и больше. Служащие делали свою работу. Телевидение работало. В эфире шли нейтральные программы. И они, и мы ждали Панахова. Они – для организации записи выступления перед телезрителями, мы – чтобы его арестовать…

Через пару часов ожидания, уже перед предполагаемым приездом Панахова на телевидение, нам поступила команда свыше: «Панахову дать возможность выступить. Перед эфиром провести разъяснительную беседу с ним по поводу, что говорить, и заставить его сказать что-то такое, чтобы люди в городе успокоились. Короче, попытаться