Шрифт:
Закладка:
Крик, донесшийся снаружи, прервал его размышления. Пассариньо уже был в большой комнате, когда мастер встал, чтобы открыть дверь.
— Ни с места, старик!
В дом ворвались полицейские.
— Связать негра!
— За что?
— Узнаешь у лейтенанта в Пиларе.
— Я никого не убивал.
— Сержант, выпороть негра?
— Не надо. Лейтенант это сам сделает.
Пассариньо стонал, руки его были связаны. Мастер Жозе Амаро хотел было переодеться.
— Не надо, старик; для кнута и этот костюм сгодится.
Луна осветила долину и кажазейры.
— Сержант, я хотел бы запереть дом, у меня хранятся чужие вещи.
— Оставишь все так.
Подошел сын старого Лусиндо, и мастер попросил его присмотреть за домом. Полицейские пинками подталкивали Пассариньо.
— От этого негра воняет, как от помойки.
— Огрей-ка его хорошенько, Томэ.
Кнут свалил Пассариньо на землю.
— Сержант, не бейте негра.
— Негр совсем окоченел, вот мы его и греем.
Их вели вверх по дороге. Мастер не понимал, что происходит. Они прошли мимо дома кумы Адрианы, в окне горел свет. И там находилась его жена, не питавшая к нему ничего, кроме ненависти. Его вели в тюрьму, как убийцу. За что? Что он такого сделал? И некому было его защитить. Разве что капитан Антонио Силвино. Он был единственным человеком, который мог помочь бедняку в беде. Но где он сейчас? Полицейские шли быстрым шагом. Он едва поспевал за ними.
Время от времени негр Пассариньо издавал истошный вопль.
— Этот чертов негр похож на старую кошку!
Из поселка их сразу же отправили в тюрьму. Здесь уже сидел Торкуато, и он встретил их приветливо.
— Это мастер Жозе Амаро, — сказал один из заключенных.
— Мастер, вы что, кого-нибудь убили?
— Никого я не убивал.
Лейтенант велел ложиться спать. Завтра он учинит им допрос. Свет луны проникал сквозь деревянные решетки. Луна была белой, как хлопок.
— Проклятая луна, разве заснешь!
В камере стояла нестерпимая вонь. Десяток людей вповалку лежали на полу на голых досках. Это была тюрьма Пилара, про которую говорили, что у нее под кирпичами слой соли. Слепой Торкуато подошел к мастеру:
— Мастер, лейтенант не дает нам покоя. Сегодня меня допрашивали, пытаясь выяснить, где находятся люди капитана, но я ничего не знаю, никто ничего не знает.
Пассариньо улегся на полу, как скотина, и заснул.
— Сеу Торкуато, они меня убьют. Я не вынесу побоев.
— Все в руке божьей, мастер.
К ним подошло еще несколько заключенных.
— Мастер, а я вас хорошо знаю. Однажды вы мне помогли, когда я шел с обозом в сертан. Сейчас меня арестовали из-за кражи лошади в Круматау. Мне это очень неприятно. Ведь я не конокрад.
Луна освещала битком набитую грязную камеру. В углу жутко воняла параша, из гнилых досок бочонка сочилась моча. Потом подошли остальные заключенные. Кое-кто из них был освобожден капитаном в тот день, когда он совершил налет на дом командора Кинки. Но они были так слабы, что не смогли убежать. Слепой Торкуато спросил мягким, успокаивающим голосом:
— Как поживает ваша жена, мастер?
— Не знаю, сеу Торкуато. Все меня ненавидят. Я знаю, что все это проделки Флорипеса. И хочу только, чтобы бог дал мне силы взять в руки нож. Об одном только и молю бога.
— Бог внемлет вашим мольбам, мастер Жозе. Мой поводырь ни в чем не виноват. А мальчишку выдрали. Бог должен помочь всем, сеу мастер. Долгих лет жизни капитану Силвино, пусть он мстит за нас, бедняков.
Пассариньо проснулся.
— Мастер! — закричал он, вскакивая.
Глаза у него были вытаращены, точно у безумца.
— Мастер!
Сообразив, где находится, он как-то сразу сник.
— Мне приснился сон.
Утром лейтенант пришел допрашивать арестованных. Поселок только и говорил что о новых арестах. Капитан Виторино, который уехал в Энженьо-Вельо, вернулся, взволнованный полученным известием. В лапы лейтенанта попал его кум Жозе Амаро, крестный его сына. В магазине командора собрались сильные мира сего. Из столицы пришло распоряжение, чтобы лейтенант взял на себя защиту полковника Лулы. Мастер Жозе Амаро, живший в его имении, не повиновался хозяину энженьо, вероятно рассчитывая на покровительство кангасейро. Лейтенант перевел заключенных в камеры, окна которых смотрели на высокую кладбищенскую стену. В народе поговаривали, что мастер Жозе Амаро связан с капитаном.
Виторино развил бешеную деятельность. Он уже побывал на станции, но начальник сказал ему, что лейтенант запретил передавать какие-либо телеграммы в столицу. Он стал протестовать, хотел записать имена свидетелей, которые слышали это заявление начальника, но никто не захотел впутываться в такое дело.
— Стадо баранов! В этом краю нет ни одного порядочного человека.
У дома доктора Самуэла он встретил свою жену.
— Виторино, кума Синья у нас дома. А я пришла сюда попросить доктора помочь куму Жозе Амаро. Он ни в чем не виноват.
— Жена, тебя это не касается. Это мужское дело. Я сам поговорю с лейтенантом.
На улице он принялся громко разглагольствовать. Доктор Самуэл вышел из дома и просил его быть осторожнее.
— Это противозаконно, нам нечего бояться! На нашей стороне правосудие.
— Так-то оно так, Виторино, но этот лейтенант дерзок.
— Со мной ему не справиться!
Мимо них прошли полицейские — на шее платки, в сандалиях, с кинжалами за поясом, совсем как кангасейро. Крики Пассариньо вызывали у жителей поселка ужас.
— Это же черт знает что такое! — воскликнул судья.
И направился в дом префекта. Виторино увязался за ним.
— Командор, вы должны призвать к порядку лейтенанта! Надо положить конец этим безобразиям!
— Доктор, у него приказ президента. Я это знаю, ведь на мой дом был совершен налет кангасейро.
Виторино, стоявший у парадной двери, крикнул:
— Жаль, что Антонио Силвино не поджег это дерьмо! Доктор Самуэл, я потребую Habeas corpus. Мне нечего бояться!
Полицейские, сидевшие под тамариндом, громко расхохотались.
— Вот смельчак, — сказал один из них. — Лейтенант уже надавал ему оплеух, а ему хоть бы хны.
Крики, доносившиеся из здания тюрьмы, сливались в один хриплый стон.
— Они убьют старика.
— А кто ему велел помогать кангасейро?
Виторино не успокоился. Он дождался, когда судья выйдет из дома префекта, и пошел проводить его. Придется принимать срочные меры. Он, Виторино Карнейро да Кунья, не может молчать.
— Доктор, помогите мне составить ходатайство. Надо действовать!
Сидя в кабинете судьи, капитан Виторино медленно, останавливаясь время от времени, будто солдат в дальнем походе, писал своим корявым почерком ходатайство