Шрифт:
Закладка:
Жизнь изменить нельзя, особенно лагерную. Рассказ Каталины еще вспоминался. Оживали имена и повторялся вопрос «разве это человек?», но балерина думала о другом:
«Вася! Он побывал в четырехмерном мире, где калечат людей, и изменился. Ему не до меня. Студент забыл свою балерину! Он стал нечутким, равнодушным, толстокожим. Неужели трудно понять, что невозможно больше приходить на свидания в квартиру на Рождественском бульваре?»
Чад коммунальной квартиры
Первоначально новое жилище показалось Татьяне милым и привлекательным. Оно представляло собой просторную комнату с двумя большими окнами и примыкающую к ней небольшую смежную комнату. Большая комната служила столовой и спальней, а маленькая — кабинетом. Татьяна прикинула, как лучше по-новому расположить мебель, и приказала Васе действовать, на что получила ответ:
— Таня, это неудобно. Надо спросить разрешения у тетки.
Балерина не очень огорчилась задержкой. Ее в этот момент занимали квартирные странности. В туалете висело пять электрических лампочек, а выключателей к ним перед дверью не было. Она не нашла выключателей и на стене в коридоре. Татьяне пришлось спросить у Василия, что все это значит и как зажечь свет в туалете. Он ответил тоном, которым говорят о самых обычных вещах:
— Это значит только то, что соседи перегрызлись. Они не сахар. Не удалось решить, кому сколько платить за электричество в туалете. Тогда каждый поставил персональную лампочку, присоединил ее к личному счетчику, а выключатель вынес в свою комнату. Смотри, у двери висит теткин счетчик, а вот и выключатель. Поверни его и отправляйся туда, куда тебе требуется. И не торопись, расплатимся! — Шутка Василия показалась грубоватой.
Да, соседи в квартире оказались далеко не сахар. Это выяснилось дней через десять. Татьяна с Василием вернулись домой вечером. Они поужинали, выпив при этом по рюмке сухого вина, и улеглись в постель, начиная любовные игры. В это время дверь в комнату, которую Василий забыл запереть, приоткрылась и в щель просунулась голова пожилой женщины. Не считая, что она появилась не вовремя, женщина ступила в комнату. Лицо у нее было востренькое, глазки юркие, а улыбка сладенькой. Обежав глазами помещение, освещенное слабым светом ночника, она на секунду задержала взгляд на столе. На нем стояла неубранная посуда и маячила начатая бутылка молдавского вина «Совиньон». Все это осталось после ужина. Балерина не любила заниматься хозяйством. Затем старушка уставилась на кровать и объявила;
— Василий, вам давно пора уплатить за свет в местах общего пользования! — Женщина была ответственной по квартире по сбору денег за пользование лампочкой Ильича. Расход электроэнергии в прихожей, коридоре, чулане, на кухне и ванной комнате регистрировался на общем счетчике. Размер платы для каждой семьи определялся по числу голов без учета возраста жильцов и их фактического нахождения в квартире. — С вас 1 рубль 87 копеек, — добавила общественница.
— Бабуля, вертухайся и живо катись отсюда, — сказал Василий добродушно. — За свет получишь завтра.
Ответственная спиной вышла из комнаты, не спуская глаз с Татьяны. Ее улыбочка стала еще более сладенькой. Василий выскользнул из-под одеяла, запер дверь, задвинул портьеру на дверном проеме и вернулся обратно.
Обостренным чувством балерина уловила шарканье ног в коридоре и чье-то приглушенное дыхание. Несколько человек стояли под дверью и подслушивали. Василий не замечал происходящего. «Чурбан!» — с негодованием подумала Татьяна. Она отстранила его, накинула что-то из одежды и убежала в маленькую комнату. Это помещение не имело выхода в коридор и казалось более изолированным от квартиры. Вслед за ней пришел Василий, разобравшийся наконец в ситуации. Подумав немного, он вытолкнул письменный стол из кабинета в большую комнату и начал двигать на его место кровать.
Она не проходила в дверной проем. Пришлось повозиться. Минут через десять ложе было готово. В это время раздался тяжелый стук кулаками в дверь и загремел грозный бас:
— Пьянствуете, дебоширите, по счетам не платите, общественную тишину в поздний час нарушаете!.. Буду жаловаться на вас в милицию!
Василий парировал:
— Заткнись, падло! Учти, что дверь я заставлю чинить тебя. Не отвертишься! — Дверь, похоже, была готова развалиться. С нее сыпались кусочки пересохшей краски. Аргументация подействовала. Наступила тишина.
На новом месте балерина не сразу почувствовала объятия Василия. Ей чудился взгляд старухи общественницы и слышалось приглушенное дыхание за дверью. Потом как в тумане замелькали образы прошлого.
Идут сборы для выступления в мужском лагере. Все знают о предстоящем. Их культбригада не что иное, как выездной публичный дом для надзирателей и придурков. Время после концерта, когда происходит самое главное. Сцены творящегося на ее глазах скотского разврата. Картины свального греха, затянувшего в себя чуть ли не половину артисток. Подступающее к горлу омерзение и ненависть к себе за поднявшееся желание.
Татьяна похолодела. Ее охватило подозрение:
«Неужели Вася может, как те скоты, при всех…»
Но эта ужасная мысль растаяла. Василий снова становился желанным и единственным. Балерина радовалась, что в этой маленькой комнате у них есть свое гнездышко и они одни. Но кругом простирался враждебный мир и населяли его чудовища.
В квартире собиралась вся грязь человеческая. Женщины были уродливыми, а мужчины отвратными. Даже закрыв глаза, Татьяна видела нескладные фигуры, отвисшие животы, сутулые спины, впалые грудные клетки, колеблющиеся жирные туши, обтянутые кожей скелеты, кривые ноги, косые носы, торчащие уши, нечистую кожу, сальные волосы, гнилые зубы и бесцветные глаза. К вечеру жильцы, как тараканы, сползались на кухню. Люди не говорили, а блеяли, не улыбались, а скалились, не смеялись, а дергались. Они ругались и ссорились, старались поддеть, унизить и обидеть друг друга, а при удаче испытывали удовольствие.
В квартире было много детей. Они носились по длинному и полутемному коридору как угорелые. Их тусклые лица блестели мертвенной синевой. Верховодила веснушчатая девчонка лет двенадцати. Желая наладить отношения с детским населением,
