Шрифт:
Закладка:
— Как это не через проходную? — возмутился Тимофеев. — Это невозможно.
— Есть способы, — туманно ответил следователь. — Разгашать их я, разумеется, не буду, это не в интересах следствия. Способы подходят не всем, но поручик входит в группу лиц, которые могут таким образом покидать университет незамеченными. И возвращаться, соответственно, тоже.
Он лениво вертел в руках карандаш и даже не смотрел на нас. Почему-то подумалось, что ему уже спустили сверху результат расследования, и от наших слов сейчас не зависит ровным счётом ничего. Тёплое место предполагало полную лояльность хозяевам, и следователь сейчас отрабатывал жалованье и кабинет, а не стремился найти истину.
— То есть вы утверждаете, что Елизавета Дмитриевна лжёт? — холодно спросил Тимофеев.
— Она лицо заинтересованное, — невозмутимо повторил следователь.
— А моя служанка? — уточнила я.
— Разумеется, тоже.
— А ментальная магия? — ухватилась я за соломинку. — Меня же может допросить специалист по ментальной магии, чтобы подтвердить, что я не лгу.
— Вы могли видеть иллюзию и даже не подозревать об этом, — он почти зевнул мне в лицо.
— А Николай? То есть поручик Хомяков. Уж он точно может знать, что был у меня не иллюзией.
— К сожалению, подобный допрос поручика Хомякова невозможен.
Разумеется, невозможен, потому что всё обвинение рассыплется карточным домиком после такого допроса.
— Это официальная позиция следствия?
— Помилуйте, барышня, — снисходительно усмехнулся этот тип. — Следствие ещё идёт. Разумеется, ваше заявление и другие бумаги я приложу к делу. Но если вы рассчитываете, что после вашего заявления поручик Хомяков будет отпущен на свободу и сможет избежать карающего меча правосудия, то вы глубоко заблуждаетесь.
— Он невиновен!
— Суд определит, — равнодушно ответил следователь. — У вас всё? В таком случае более вас не задерживаю.
Захотелось на него наорать и выплеснуть содержимое пузатой чернильницы, которая прямо-таки просилась в руку, прямо в эту наглую лоснящуюся рожу так, чтобы чернила потекли сначала по лицу, потом новёхонькому мундиру, красному сукну стола… Я столь живо представила картину, что руки зачесались сделать её явью. Но этим бы я точно Николаю не помогла, а только настроила против себя того, от кого могла зависеть его судьба. А могла и не зависеть — тут я не заблуждалась. Я закрыла глаза, чувствуя, как внутри бурлит ярость, мешается с магией и хочет выплеснуться, несколько раз вдохнула-выдохнула, чтобы успокоиться.
— Имейте в виду, что невиновного вам посадить не удастся. Всего хорошего.
Повернулась я недостаточно резко, чтобы не заметить снисходительную усмешку следователя. Да, этот точно посадит того, на кого укажут, и даже аппетит не потеряет.
— Всего хорошего, барышня. И советую вам ещё раз хорошенько подумать, пока я не дал вашему заявлению хода.
Штабс-капитана в приёмной не было, а Хомяковы по моему лицу поняли, что разговор у нас со следователем не задался. Волкова зло выдохнула: «Пусть она не думает, что ей всё сойдёт с лап», подразумевая, скорее всего, Ольгу Александровну.
— Не сойдёт, — согласилась я. — Сейчас не Средневековье, чтобы монархи творили всё что вздумается.
Секретарша выразительно закашлялась,
— Кто бы ни творил, страдает Коля, — сказала Волкова, зыркнув на неё довольно зло.
Хотя, конечно, секретарша — последняя, кого можно обвинить в проблемах Николая.
— Да, как бы теперь дело ни повернулось, — сочувствующе сказал Тимофеев, — отставки вашему сыну не избежать.
— А и к лучшему, — махнул рукой Хомяков. — Лишь бы вытащить его из этой западни. Тоже мне, долг перед Отечеством — охрана истеричных девиц.
Секретарша закашлялась ещё возмущённей, Пётр Аркадьевич наконец обратил на неё внимание и подошёл к столу:
— Нас примут сегодня или нет?
— Разумеется, нет, — сурово ответила секретарша. — Я вам уже всё объяснила. Вы не записаны и не попадаете в плотный график моего начальника. Вас вызывали? Нет. Вот видите.
— И всё же я требую. — Невысокий Хомяков нависал над секретаршей, как сама неотвратимость. — Я настоятельно требую.
Он стукнул кулаком по столу.
— Будете хулиганить, полицию вызову и вас посадят как мешающих следствию, — мстительно сказала она.
— Елизавета Дмитриевна, нам пора, — напомнил Тимофеев.
— Лиза, где мы сможем вас найти? — спросила Анна Васильевна, не отрывая тревожного взгляда от мужа.
Я вопросительно посмотрела на Тимофеева. Возможно, его знакомства помогут скорректировать планы и нам придётся куда-нибудь пойти?
— Мы будем в университете, в лаборатории целительских артефактов, — правильно понял он мой взгляд.
Я сообщила ещё домашний адрес, невольно подумав, что будет не совсем прилично, если Хомяковы столкнутся с Ли Си Цыном. С другой стороны, это же пациент Владимира Викентьевича…
Филипп Георгиевич никак не стал комментировать неудачу, за что я была ему чрезвычайно признательна. Оттого, что кто-то назовёт следователя продажной сволочью или Ольгу Александровну мстительной непорядочной женщиной, не изменится ровным счётом ничего. Да и не факт, что он не думал, что пойди Николай навстречу желаниям великой княжны, ничего бы с поручиком не случилось. Люди-то разные бывают и уровни допустимого у них тоже отличаются. Опускать руки я не собиралась, но и предпринимать что-нибудь без разговора с Хомяковыми — тоже. Следовало успокоиться и обдумать планы.
Сначала мы вернулись домой, проверить Ли Си Цына. Лис продолжал умиротворённо дрыхнуть, выглядя при этом почти плюшевой игрушкой. Вот что значит глаза закрыты! Владимир Викентьевич сидел рядом с кроватью и читал книгу, но при нашем появлении подскочил и сказал:
— Не вижу радости на ваших лицах. Безрезультатно сходили?
Я вздохнула:
— Отрицательный результат — тоже результат, Владимир Викентьевич. Теперь понятно, что сверху спустили приказ Николая утопить. Но они не знают, на что я способна, если меня разозлить.
— А вы не злитесь, Елизавета Дмитриевна, — спокойно сказал Владимир Викентьевич. — Скорее всего, вам придётся торговаться со Львовыми, а делать это лучше с холодной головой.
— Торговаться? — переспросил Тимофеев. — Торговля предполагает что-то, что должно заинтересовать Львовых настолько, чтобы они отказались от своих претензий…
Фразу он не закончил, но намёк на то, почему он вступил в мой клан, прозвучал. Следовало ему дать понять, что договорённости я нарушать не буду.
— Владимир Викентьевич прав, у нас есть предмет, за который можно попытаться выкупить Николая.