Шрифт:
Закладка:
— Сэр канцлер, вы просили докладывать, если будут какие-то интересные наблюдения. У нас тут, — голос ее стал несколько растерянным, — нестандартная ситуация. Подойдете или потом посмотрите в записи?
— Подойду, — рыкнул канцлер и широкими шагами направился в сторону технического крыла.
На текущем моменте Джаред лежал на кровати на спине, заложив руки под голову. Кажется, спал.
— Разрешите поставить запись? — уточнила женщина.
Канцлер нетерпеливо кивнул. На экране возникла эта же комната. Вот Леграсс вышел из душа, оделся, собирался переложить вещи в шкаф и обнаружил среди них конверт. Дальше паршивец повернулся к камерам так, что было только видно, как он достал два листа, судя по всему — фотографии. На одну он смотрел секунд пять, на вторую и того меньше. Грег не был психологом, но даже он увидел, как все тело Джарэда напряглось, как перед прыжком, а на щеках заиграли желваки. В следующую секунду Леграсс разорвал листы на мелкие кусочки, быстро слил их в канализацию и лег на кровать, в ту позу, в которой его Ходжес и застал.
— И давно он так лежит? — уточнил канцлер.
— Минут двадцать, с того момента, как я вам отправила сигнал. Понимаете, я решила, что случай заслуживает внимания, потому что это, возможно, не очень заметно со стороны…
— Ближе к делу! — рявкнул Ходжес, очень нелюбящий, когда ходят вокруг да около.
— То, что наблюдаемый увидел, вызвало у него не просто стрессовую реакцию. Исходя из его умения контролировать свои эмоции и тело данные проявления свидетельствуют о шоковом состоянии. Если бы существовал осциллограф для замеров интенсивности силы переживаемых эмоций, уверяю, он бы сейчас зашкаливал. Сэру Леграссу удалось быстро от нас закрыться, приняв лежачее положение и ограничив движение рук, чтобы они его не выдали, но, уверяю вас, то, что было на снимках, крайне важно для него. А если важно, значит, это мы можем использовать в своих целях. Правильно я понимаю? — робко закончила доктор, уже не уверенная, что стоило вызывать канцлера по такому пустяку.
— Так что было на снимках и откуда они взялись? — нетерпеливо переспросил канцлер.
— Мы не знаем, — развела руками доктор. — Открывая конверт, испытуемый встал так, что даже при увеличении с камер изображение не удается рассмотреть. А откуда конверт, вероятно, в курсе охрана. Сэра Пьемонта мы одновременно с вами оповестили.
— И я пришел, — раздалось от двери.
Пьемонт появился в комнате так тихо и незаметно, что никто из присутствующих точно не знал, как долго он уже тут:
— Сэр канцлер, у меня есть важная секретная информация, может, нам стоит пройти в ваш кабинет?
Ходжес кивнул и вышел в коридор.
— Ваша провокация? — сухо осведомился он, когда они с Пьемонтом остались одни.
— Отрицать не буду, — с плохо скрываемым самодовольством ответил глава тайной службы. — У нас появились некоторые сведения, и это был лучших и самый быстрый вариант подтвердить их правдивость.
— Что на снимках?
Пьемонт включил комм и продемонстрировал кадры. Канцлер кхыкнул.
— Девушка — глубоко небезразличная Леграссу особа, с которой он познакомился сразу после кражи прототипа. Вероятно, подельница. Имени мы пока не узнали, как и текущего места пребывания. Но я жду сведения от информатора, и над этим трудится аналитический отдел. Корабль с группой захвата для старта готов в любую минуту. Парень — родной брат Джарэда, Николас.
Канцлер прочистил горло вторично, как будто подавился:
— Они хоть подлинные?
— А есть разница? Главное, чтобы Леграсс поверил и перестал упорствовать в даче показаний.
— Значит, нет, — с едва заметным облегчением, проговорил Ходжес. — Пьемонт, вы, прежде чем устраивать всю эту аферу, не со мной, так хоть с психологической службой бы посоветовались! Если хотели добиться положительного эффекта, то подобную информацию надо было скармливать Леграссу исподволь, частями. В идеале — используя людей, которым он доверяет. Тогда идея «забыться», быть может, родилась бы в его голове и привела к нужному результату. Сейчас же он «протрезвеет» и поймет, что вы им пытаетесь манипулировать. И его сопротивление процедуре, помяните мои слова, только усилится.
— Да, я не уверен в подлинности снимков, техслужба характеризовала их как девяносто восемь и семьдесят два процента достоверности, — резко ответил глава тайной службы. — И у нас нет времени на долгий психологический подход! Я сейчас как в кеглях — катнул шар и жду. Не выбью страйка, значит, катну еще один. А что делаете вы?
— Пьемонт, вы забываетесь! — повысил голос канцлер. — Я перестраиваю жизнь Интегры, чтобы она смогла уже обходиться без прототипа. Давайте посмотрим правде в глаза: это было лишь временное решение. Костыль, позволяющий пережить наиболее острый период. Это — моя задача. А ваша — найти и наказать виновных, чтобы впредь никому не было повадно. Я ясно выражаюсь?!
— Вполне. Я могу это по-прежнему делать так, как сочту правильным?
— Определенно. Но прежде чем устраивать ситуации, способные дестабилизировать Интегру и ее положение в «обитаемой зоне», докладывайте об этих планах мне, — и канцлер невежливо махнул рукой в сторону двери, давая понять, что разговор окончен.
* * *
Аэрокар на автопилоте прорезал ночную тьму и тишину Онадэрры.
— Селен, ты там как? — раздался с заднего сидения тихий голос, слова в котором девушка не сразу смогла разобрать.
— Н-нормально, — просипела она, все еще пытаясь совладать с дрожью. — А т-ты?
— Двигаюсь вроде. Куда летим?
— В госпиталь.
— Если ты ОК, то не надо, — Ник действительно с каждой секундой говорил все лучше, видимо, действие препарата заканчивалось. — Мы не вызвали полицию, а ты стреляла.
— Ты видел?!
— Скорее, слышал. Угол обзора у меня был очень узкий. Прости меня…
Селене показалось, что она еще никогда не слышала в чьем-нибудь голосе столько вины.
— За что? — искренне не поняла девушка. — Ты же, наоб-борот, защ-щитил меня!
— Да уж… Горе-защитник. Тебя чуть не убили, а я мог только смотреть.
Селена наконец обернулась назад. Ник сидел и разминал одной рукой кисть другой. Взгляд его был сфокусирован на темноте за окном.
— Ник, посмотри на меня! — голос Селены был такой непривычно требовательный, что парень скорее от неожиданности повернулся и встретился с ней глаза в глаза.
— Мы живы, Ник! Там,