— Тогда я ничего не смогу сделать, чтобы предотвратить казнь. — В глазах священника полыхнуло беспощадное пламя.

— Так как вина неоспорима и подтверждена сопротивлением при аресте, не будем тратить время и сразу приступим к допросу под пыткой, — холодный, пустой голос отца Гаэтано резал душу Бьянки на части. Ведьме хотелось верить, что она просто снова видит свой давний кошмар, что вот-вот щекочущий лучик полуденного солнца разбудит её и тесные стены твердыни инквизиции останутся только чересчур ярким воспоминанием. Но верёвки врезались в запястья, и палач ехидно улыбался, предвкушая интересную работёнку. А знакомое до самой последней чёрточки лицо следователя-инквизитора стало вдруг жутким в своей безразличности.

Гаэтано прошёлся по камере, заложив руки за спину, бросил вопрос через плечо, даже не взглянув на ведьму:

— Бьянка, ты занимаешься запрещённой ворожбой?

— Да, святой отец.

— Посещаешь шабаши, встречаешься с другими ведьмами и колдунами?

— Да.

— Поклоняешься Дьяволу и его демонам?

— Я верю в старых богов, Гаэтано! Они не демоны, — девушка возмущённо вскинула голову.

Инквизитор споткнулся на ровном месте, услышав, как обвиняемая назвала его по имени, но продолжил допрос.

— Кто научил тебя колдовству?

— Моя мать. Но она давно мертва, и я не знаю, где её могила. Так что сжечь сможете только в изображении, — слова Бьянки сочились сарказмом.

— Отвечай только на заданный вопрос! Кто из горожан обращался к тебе за зельями или другой ведьмовской помощью?

Ведьма молчала.

— Начинайте.

Палач повернул колесо, руки колдуньи вывернулись вверх и назад. Мышцы и суставы возмущённо застонали, в тот же миг вспомнив прошлый допрос, словно не прошло четыре года.

Бьянка кричала недолго, опять повторилось то же самое, что и во время первого процесса, — обморок, из которого почти невозможно вывести, странная улыбка на лице.

Серые волчьи тени вели ведьму за собой через дремучую чащу, подставляли загривки под маленькую девичью ладонь, а где-то впереди заводил лунную песнь матёрый вожак.

Гаэтано сидел в кабинете за столом, уронив голову на руки. Глухая тишина давила со всех сторон, но инквизитору до сих пор казалось, что в ушах звучит крик. А сквозь крики прорывается жизнерадостный, колокольчиковый смех и шёпот в ночи.

Когда Бьянка в очередной раз потеряла сознание, Гаэтано, тяжело вздохнув, приказал приготовить всё необходимое для пытки водой.

Ведьма забилась в безуспешной попытке высвободиться от впивающихся в руки и ноги верёвок, льющаяся в горло вода не давала вздохнуть. Когда поток воды прервался, раздался вопрос:

— С кем ты встречалась на шабашах? Назови имена.

Девушка хрипло дышала, пытаясь задержать краткий миг блаженства — поймать измученными лёгкими побольше затхлого, пахнущего факельным дымом и отчаянием, но всё равно такого сладкого воздуха. Заговорила она не сразу, так что это уже можно было расценить как отказ отвечать, но отец Гаэтано терпеливо ждал.

— Я не знаю их имён, любимый.

Инквизитор сжал виски руками и севшим голосом сказал:

— Продолжать.

Стражник швырнул безвольное тело Бьянки на каменный пол, скрипнули дверные петли, лязгнул тяжёлый засов. Девушка всё никак не могла отдышаться, время от времени заходилась в безостановочном кашле. «Боги, как же больно…» Боль благодатно устроилась в теле ведьмы, не собираясь покидать его: саднили следы от пут, там где верёвки содрали нежную кожу, стонали суставы, кололо в груди, из носа лениво текла густая кровяная струйка. На фоне темноты закрытых век маячило лицо Гаэтано, искажённое от невыносимого мучения. Таким она его не видела никогда, на допросе он старался выглядеть спокойно-бесстрастным, но Бьянка видела отчаяние, бившееся за глухими непроницаемыми стенами чёрных глаз.

Колдунья немного пришла в себя, когда запор на двери снова загромыхал. «Не так быстро! Я не могу снова!» — вскричало измученное тело. В камеру зашёл не охранник, а главный следователь. В голове Бьянки засуетились путающиеся мысли, она плохо понимала, что происходит. Как будто во сне вернулась та ночь, когда они с инквизитором впервые сказали друг другу слова любви.

— Зачем ты пришёл?

Мужчина опустился на пол рядом с ведьмой, помог ей сесть и устроиться поудобнее, опершись ему на плечо.

— Зачем, Гаэтано? Перед кем притворяться? Ты же ненавидишь меня! Еретичку! — голос Бьянки звенел от слёз.

— Я люблю тебя, Белоснежная.

Утверждение звучало невозможно, но девушка тут же прильнула теснее к инквизитору и тихо заплакала. Гаэтано осторожно гладил её рукой по плечам, покрывал лёгкими невесомыми поцелуями щёки, лоб, глаза.

— Бьянка, — шепнул он ей на ухо, — смирись, пожалуйста.

— Предать всех, кто мне верил, инквизитор? Предать себя? Нет. — Ведьма отрицательно головой. — Пока боги дают мне силы, я буду терпеть.

Кардинал говорил с участием, почти ласково:

— Для тебя, Гаэтано, наверное, трудно вести этот процесс. Если хочешь, я назначу другого следователя.

— Не надо.

— Я надеюсь, что ты отнесёшься к подсудимой непредвзято, сын мой.

— Не сомневайтесь, ваше высокопреосвященство.

— Гаэтано, ведь в твоей власти это прекратить! Я больше не могу, сжалься надо мной! Так больно, страшно… Ты можешь… Прошу тебя… — Бьянка захлёбывалась словами.

Чем дальше она говорила, тем тише и неуверенней звучал голос. Во взгляде инквизитора была такая непримиримость, что все мольбы оказывались бесполезными.

— Завтра будет вынесен окончательный приговор. Ты знаешь, каков он будет, Бьянка. Ночью придёт священник, чтобы исповедовать тебя. Это твой последний шанс раскаяться и получить лёгкую смерть.

— Я хочу исповедоваться только тебе, святой отец.

Инквизитор, стоявший около порога камеры, вздохнул и приоткрыл дверь, собираясь уходить. В ответ на его молчание девушка тихо, но упрямо добавила:

— Иначе я не буду исповедоваться совсем.

Так и не сделав шага наружу, Гаэтано с проклятьем захлопнул её. Бьянка уже стояла рядом, такая тоненькая, беззащитная, словно накрытая тенью надвигающейся страшной смерти. Она протянула ладонь, положила на грудь мужчины, привстала на цыпочки, потянувшись губами к губам. Гаэтано чуть отстранил её:

— Это тебе не поможет, ведьма.

Колдунья грустно улыбнулась:

— Четыре года назад ты тоже так говорил. Останься со мной, пожалуйста. Просто поговори.

Из горла Гаэтано вырвался стон, он сильно сжал колдунью в объятиях, так что она еле смогла сдержать крик.

…-А ты не верил, когда я говорила, что всё идёт по кругу в нашей жизни. В прошлый раз наша с тобой встреча здесь несла за собой спасение, сейчас — смерть, — Бьянка произносила слова медленно, успокаивая себя размеренным ритмом собственной речи. — Почему ты так поступил со мной?

— Я хотел дать твоей душе вечную жизнь. Прости меня, мне не удалось.

— Я полюбила тебя, инквизитор, за то, что ты всегда верен своим принципам. И ты