Шрифт:
Закладка:
Их по большей части эльфийская кровь, позволявшая нелюдям жить так долго, что кое-кто из них мог помнить ещё самих хранителей, вольёт в жертвоприношение самую великую мощь.
Аль Тол торжественно поднял и опустил руку, словно захлопывая мышеловку. И в тот же момент из зданий, окружавших площадь, выбежали солдаты.
Их окружали ручьи и лужи крови. Промокшая от крови одежда отяжелела. Воздух стал густым и душным от магии. Джиа готова была взвыть от отчаянья и бессилия. Они пытались помешать ритуалу, но всё это время, как игрушечные солдатики, послушно исполняли волю врага.
Двое из её собратьев уже погибли, троих она потеряла из виду. Неизвестно, сколько ещё более восприимчивых к опасной ворожбе сумеречных лис пало у стен монастыря.
Что с ними стало? Смогли ли те, кто ценит чужую жизнь превыше всего, бросить собратьев и спастись бегством?
Свежее подкрепление солдат окружило их плотным кольцом. Они мерзко скалились и ухмылялись, словно деревенские мальчишки, тыкающие палками в пойманного капканом оленя. Солдаты выкрикивали ругательства, провоцировали, но открыто не нападали.
Где-то в пяти шагах от наёмницы Летодор безуспешно пытался пробить сжимавшееся ощеренное копьями кольцо. Но на место зарубленных им вставали всё новые бойцы.
Их было слишком много. И Джиа не могла позволить пролиться ещё бо̀льшей крови. Слишком отчётливо она осознала, чего добивались жрецы. И тогда наёмница опустила свой меч…
Девушка стянула с головы бесполезный капюшон. Теперь на её лице осталась лишь маска из пыли и чужой крови. Она повернулась к ведьмаку. Летодор, тихо рыча, отбивал нацеленные на него копья.
— А вот и ты, певунья! — громкий голос Дрейчьиса, стоящего за спиной у Джиа, заставил солдат умолкнуть. — Не стоило оттягивать неизбежное. Твоя подружка-плясунья уже с нами. Мы с нетерпением ждали только тебя! И ты подоспела как раз вовремя, чтобы занять своё место!
Джиа даже не повернулась к нему. Пусть себе распаляется. Пустые слова пустого человека. Но на голос жреца обернулся Летодор. Заметив подругу, он мучительно взвыл и крепче сжал меч. Их разделяло лишь несколько шагов — несколько шагов, море крови и горы убитых.
У Джиа дрожали губы, но она заставила себя улыбнуться. Ведьмак и сумеречная лиса застыли, не сводя друг с друга глаз. Они молчали. И это молчание было красноречивее любых слов и признаний.
Джиа поднесла руку к груди. Там под пропитанной кровью стёганкой всё ещё пряталась розовая жемчужина. В спешке девушка попросту не успела снять её.
Как глупо всё вышло. Нелепо и глупо. Как странно было умирать именно сейчас, когда у них обоих всё только началось.
Как странно вообще умирать. Разве так бывает? Это же её сказка. И в сказках все живут долго и счастливо. Разве не за этим она пришла в новый мир?
— Мы не будем больше убивать для вас, — громко крикнула Джиа, обращаясь к жрецам.
— Ну, в таком случае нам придётся довольствоваться тем, что есть, — усмехнулся Дрейчьис.
Джиа наконец удостоила его взглядом и обмерла. У него на шее девушка увидела знакомый ей амулет — монетку с кривыми краями и отверстием по центру. Тот самый амулет, что носил Друговский и который она — Дженна — описывала в сказке о рыцаре и единороге!
…Эту страшную сказку она так и не сумела дописать до конца.
Молодой жрец склонил голову набок, внимательно рассматривая девушку, а затем коротко кивнул кому-то. Джиа обернулась, словно в замедленном течении времени она увидела, как один из множества безликих солдат, что стояли за спиной у Летодора, делает выпад в сторону ведьмака. Она видела, как подлый удар находит цель.
Ведьмак покачнулся. Его меч с глухим лязгом ударился о грязные плиты.
— Нет… — прошептала Джиа, мотая головой. — Нет. Так не должно было случиться. Не должно. Так нельзя.
Какое-то время Летодор ещё держался на ногах. Наёмница видела, как его взгляд, обращённый к ней, словно затягивает дымка. Мужчина вздохнул, попытался что-то сказать, сделал шаг ей на встречу. Изо рта у него потекла кровь, а ноги подкосились.
— Нет! — взвыла Джиа, бросившись к Летодору.
Она обняла его, но удержать не сумела. Обмякшее тело стало слишком тяжёлым, и вместе они рухнули на землю посреди прочих убитых и раненых, истекающих кровью.
— Нет-нет-нет… — Джиа рыдала, покрывая поцелуями глаза, щёки и губы мужчины.
Но Летодор уже не мог ответить на её ласки. Его тело содрогалось при каждой попытке вздохнуть. Он умирал.
Наёмница часто видела, как умирают. Она убивала на охоте, не задумываясь, чтобы напитать своё тело. Это было правильно. И много, много раз она сама помогала смерти забрать неизлечимо больные души.
Она была сьидам. Она была хирургом. Она была садовником, выпалывающим сорняки. На худой конец, она защищала своё право на жизнь. Но никогда ещё девушка не теряла дорогих ей людей, действительно близких и любимых.
Это не была операция или охота. Это была катастрофа, стихийное бедствие. Страшное. Безвозвратное.
— Прости, — услышала она на краю сознания.
— Не покидай меня, прошу… — шептала Джиа, заливаясь слезами. — Ты глупый ведьмак… Ты же обещал… Ты обещал ждать меня у моря… Почему ты не ушёл? Почему?
— Прости…
— Не смей покидать меня… Слышишь?
То ли костры догорали, то ли свет начал меркнуть у неё перед глазами. Джиа балансировала между явью и спасительной тенью, где она привыкла прятаться от опасности.
— Оставьте их, — услышала она где-то вдалеке безразличный голос.
Должно быть, это был Дрейчьис. Его наёмники подошли к Джиа. Они забрали её оружие. Заломив девушке руки, связали их за спиной. А потом стянули перчатки и перерезали ей запястья. Но они не оттащили наёмницу от ведьмака, оставив их обоих истекать кровью рядом друг с другом.
Джиа не чувствовала физической боли. Даже если бы она и попыталась противиться происходящему, у неё ничего бы не вышло. Девушка не могла пошевелиться. Тоска парализовала её. Сейчас она ощущала лишь острую тоску и тёплый запах Летодора. Его дыхание и стук сердца. Запах его крови. Запах своей крови.
Кровь была горячей, липкой и будто разжиженной. Она текла и текла, не переставая. Какое-то ужасное волшебство не позволяло крови свернуться. Кровь лилась ручьями. Они лежали в луже крови.
В померкшем свете Джиа видела, как точно такие же светящиеся красные ручьи тонкими нитями струятся из других юношей и девушек. Ручьи ветвились и расползались по каменным плитам и по земле, но не уходили в почву, а как будто отторгались ею.
