— Тама. — Я оглядела его с ног до головы, остановившись на его промежности, прежде чем поднять глаза на него. — Ты хорошо выглядишь.

И он выглядел. Боже мой, как он выглядел.

Тама весил сто двадцать пять килограмм чистых мышц. Его грудь была широкой. Его плечи были еще шире. Я всегда считала этого человека богом. Мстительным богом. И его черный взгляд был устремлен на меня. Татуировки на его лице придавали ему устрашающий вид, но все, чего я хотела, это провести пальцами по ним и покрыть их поцелуями.

Когда он открыл рот, слова прозвучали грубо, и все мое тело покрылось мурашками.

— Почему ты пришла?

Потому что ты попросил меня.

Потому что сожалею о боли, которую причинила тебе.

Потому что я никогда никого не буду любить так, как тебя.

Я пожала плечами, не сводя с него глаз.

— Цена была подходящей. — Мой тон понизился. — Кстати, о ней…

Тама потянулся за спину, и на мгновение мое сердце остановилось.

Я была в меньшинстве, в численном и весовом меньшинстве.

Вот это да.

Глупо было приходить сюда.

Быстрее молнии я направила на него оба своих «Глока», не мигая, а этот засранец ухмыльнулся и бросил пачку денег к моим ногам.

Он сделал это специально, и своей идиотской демонстрацией я выдала свое беспокойство. И Тама рассчитывал на это. Он хорошо меня знал.

Черт.

Тама издевался надо мной. Тем более, когда он сказал:

— На что тебе нужны деньги? На подгузники для твоего мальчика?

Я ничего не ответила. Я едва моргнула. Но я опустила оружие и убрала его в кобуру. Пытаясь выглянуть из-за них, я произнесла:

— Что стряслось?

Его волосы были безукоризненно затянуты в традиционный узел, он был одет с иголочки, и когда издал тихий вздох, он опустил свои массивные руки.

— Я хочу, чтобы она умерла.

Моя бровь нахмурилась.

— И это все?

Он мог бы сделать это сам.

Тама посмотрел на меня исподлобья.

— Я хочу, чтобы она страдала.

Ах. Вот оно что.

Тама не мучил женщин.

Нет. Он предоставил это мне.

Я кивнула.

— Без проблем. Кто она? — в ответ он ничего не ответил, и после напряженного поединка взглядов мои ноги сдвинулись с места. Оставив деньги на земле, я прошла мимо него, прошептав:

— Достаточно справедливая оплата.

Склад был тусклым, за исключением единственной лампы, направленной на женщину, привязанную к стулу в центре пустого пола.

Бедная сучка.

Интересно, что она сделала, чтобы заслужить гнев Тамы Харианы?

Но потом мысли переключились на деньги, и только эта мысль не давала покоя.

Какая разница?

Это была тяжелая жизнь, наша, и мало кто мог понять, как мы это делали. Этика для меня, для Тамы, была лишь размытыми границами. Это были не совсем правила, просто рекомендации, которым мы решали следовать или нет.

Иногда мы следовали, иногда нет.

За правильную цену можно было купить все. Даже смерть.

И тут появилась я.

Я подошла к женщине, которая была одета в длинный черный пиджак, черные, обычные треники, а ее ноги были босыми. Ее голова была покрыта широким бязевым мешком, и, судя по тому, как она боролась и напрягалась, ее крики были приглушены, они заклеили ей рот.

Хорошо.

Я не хотела их слышать. Иногда это может чертовски отвлекать. Мне это было не нужно.

— Прости, дорогуша, — тихо сказала я ей. — Ничего личного. Это просто бизнес.

Вытащив нож из чехла, я полезла в карман и достала кожаные перчатки, надела их, а затем потянулась к шее и натянула на нос черную маску. Единственная причина, по которой я носила ее, заключалась в том, чтобы защитить себя от прикосновения зараженной крови. Я всегда была осторожна, никогда не знаешь, с кем имеешь дело.

Когда я вдавила кончик ножа в руку женщины, она откинула голову назад и вскрикнула из-под кляпа на губах.

Мое сердце бешено колотилось.

Все ее тело задрожало, и я вынула нож из центра ее руки, затем пробормотала:

— Не знаю, что ты сделала, чтобы разозлить его, но обещаю, что покончу с этим, как только смогу.

Я не любила жестокость. Я не была жестокой по своей природе.

Меня такой сделали.

Когда я оглянулась и увидела, что все четверо мужчин выстроились стеной, мое сердце заколотилось.

Это было странно.

Почему я чувствовала, что они запирают меня внутри?

Женщина в кресле просила о помощи, и, клянусь, в ее голосе чувствовалась какая-то знакомость. Моя бровь опустилась, и я оглянулась на Таму, вытирая лезвие ножа своими кожаными перчатками.

— Кто она, Тама?

Тама покачал головой.

— Кто-то, кто должен умереть.

Я повернулась обратно к женщине и нахмурилась, глядя на то, как она пытается пошевелить руками. Они сильно дрожали, но она тщетно пыталась ими пошевелить, делая движения снова и снова, но я не понимала, что ей нужно.

Что-то заставило меня почувствовать беспокойство. Оглянувшись на то, как мужчины охраняют выход, я снова посмотрела на женщину, и когда я приблизилась к ней, протягивая руку за бязевым мешком, Тама мягко предупредил:

— Только тронь этот мешок, и, клянусь Богом, Молли, я убью тебя на хрен.

Мое сердце бешено колотилось. Мое дыхание стало тяжелым, и я смотрела на женщину расширенными глазами. Когда она сделала скрюченными пальцами движение, которое вернуло меня в детство, я задохнулась и бросилась вперед.

Это была буква «М». Она сложила ее дрожащими пальцами, и мое сердце замерло.

Когда позади раздались звуки тяжелых шагов, я бросилась к ней, кинулась к ней на колени, используя ее как сиденье, прикрывая ее, и, раскинув ноги, всем телом затряслась от сдерживаемой ярости. Я подняла свои «Глоки», и они замерли на месте.

Тама шагнул вперед, и мой голос дрогнул.

— Как ты мог?

Он просто смотрел на меня, и так продолжалось некоторое время, прежде чем он спокойно сказал:

— Это цена, которую ты платишь, Молли. — Слова были безэмоциональными, холодными. — Сестра за брата.

Ублюдок.

Поднимаясь на дрожащие ноги, я выдержала его взгляд.

— Я забираю свою сестру и ухожу.

— Нет, не уходишь, — сказал Тама.

Но сзади него раздалось едва слышное:

— Да, именно это она и делает.

Мое сердце заколотилось.

Твитч.

Тама и его люди отступили от безоружного человека, и когда Твитч заговорил