и солдаты. Разрушений было больше, чем помнил Холом, а, значит, городские бунтовщики всё-таки попытались устроить орденской флотилии горячий приём. Об этом говорили и корпуса трёх океанских джонок, ради которых из сухих доков вытащили, наконец, полусгнившие останки кораблей старого флота Смотрящего-в-ночь. В остальном город выглядел таким же, каким оставил его Холом, но неуловимое чувство подсказывало, что внутренне он изменился, как изменился и сам страж. Они оба — город и человек — пережили пожар и убийства, и стали жёстче, в чём-то решительнее, в чем-то — наоборот. Они оба знали, что бой можно выиграть, но в нём же легко и погибнуть.

На острове Гэрэл это ощущалось особенно остро, как будто сами стены древнего маяка шептали стражу, как близко он был к гибели. Одно неверное движение, один неучтённый противник, одна неудачная идея — и его история закончилась бы ещё там. Чтобы заглушить этот голос, Холом с головой ушёл в расследование, но не продвинулся в нём ни на шаг. Возможно, улики лежали у стража на виду, но он слишком мало знал, чтобы разглядеть их, а другие не спешили ему помогать. Жители деревни оплакивали своих погибших, брат Ринчен выдавал апатию за медитацию, его напарник-арбалетчик то охотился на морских птиц, то тренировался до изнеможения. Все они погрузились в свои занятия без остатка, боясь остаться наедине с молчаливой неприязнью стен Цитадели. Холом не осознавал этого и тихо злился на товарищей, копаясь в картотеке книгохранителя или бродя с факелом по разгромленной пещере в сердце маяка. Когда корабль "Медовой лозы" привез ему и Ринчену приказ вернуться в Бириистэн, юный страж почувствовал себя узником, выпущенным на свободу.

Сейчас, глядя на разрушенный форт и обгорелые склады, Холом почувствовал, как эйфория снова уступает место глухой тревоге. Поправив широкополую чиновничью шляпу, он ступил на сходню. Небо снова затянуло тучами, и крупные капли дождя время от времени падали в воду, выбивая из неё брызги поменьше. Факельщики, ожидавшие Холома и Ринчена на берегу, мрачно кутались в травяные накидки. Их офицер в алой лакированной шляпе шагнул вперёд.

— Мастер-факельщик приказывает вам прибыть немедленно, — сухо заявил он. — Он ждёт в тронном зале Святилища.

"Он называется "павильон Созерцания", — мысленно поправил факельщика Холом. Два мира юного стража, остров Гэрэл и Бириистэн, наконец, встретились, и это рождало чувство странной дисгармонии. Пристроившись, как велел протокол, слева-сзади от старшего брата Ринчена, Холом последовал за офицером факельщиков. Солдаты Ордена топали следом, и страж никак не мог отделаться от ощущения, что его снова конвоируют в темницу.

За время отсутствия Улан Холома Орден прочно обосновался в Бириистэне. Его знамёна реяли над городской управой и старым фортом, у всех правительственных зданий виднелись группы солдат в чёрно-красных кафтанах. Даже патрулями городской стражи, которых стало едва ли не вдвое больше, командовали орденские братья. Охрана ворот Святилища теперь состояла сплошь из факельщиков, вооружённых пиками и огнеплюями, и эта охрана остановила процессию, потребовав пароль. Холом сжал губы. Для Бириистэна наступили беспокойные времена, и видеть это было неприятно, но ещё неприятнее было осознавать, как сильно нервничают обычно расслабленные и самоуверенные солдаты с острова Гэрэл.

Зал Созерцания почти не изменился. Тот же полумрак, аромат благовоний и гранёные колонны, стоящие на спинах каменных черепах. Только на дельфиньем троне вместо законоучителя сидел мастер-факельщик Дэндэв — грузный широкоплечий мужчина с красным одутловатым лицом, обрамлённым редкой седеющей бородой. Справа от него на обшитом алой парчой пуфе устроился человек, чей облик составлял мастеру полную противоположность. Он был высок, бледен и настолько худ, что казался измождённым. Свободное серебристое одеяние незнакомца струилось объёмными складками, похожими на морскую рябь, но всё равно висело на нём, как на вешалке. Подойдя ближе, Холом понял, что у незнакомца совсем нет носа, только две узкие вертикальные ноздри, которые плотно закрывались после каждого вдоха и выдоха, как у тюленя. Лысую голову покрывали затейливые татуировки, среди которых выделялся ярко-зелёный человеческий глаз, выглядывающий из центра водоворота. Два настоящих глаза человека волн были бледно-серебристыми со странными изогнутыми зрачками как у осьминога или каракатицы. На коленях хамелеон держал что-то вроде большой золочёной раковины.

— Это те самые люди, которые сохранили время и жизни моим воинам? — спросил он у мастера Дэндэва, не раскрывая рта.

Монотонный резонирующий голос исходил из странной раковины, и на него накладывались быстрые щелчки. Они могли показаться писком летучей мыши, но Холом с удивлением понял, что чувствует их не ушами, а кожей головы, плеч и предплечий. Подлинный голос хамелеона был явно сродни волшебной грозе, которую страж чувствовал в сердцах колдунов, но никто из них не умел столь виртуозно управлять его ритмом.

— Да, посол, — проворчал старый факельщик. — Как я уже говорил, храбрецов у меня достаточно, а вот люди, способные думать — на вес золота!

Узкие глазки мастера сердито уставились на Улан Холома.

— На что ты надеялся, нападая на крепость во главе кучки крестьян? На воздаяние в Верхнем мире? — резко бросил он.

Юный страж поспешно опустился на колени и четырежды коснулся лбом пола.

— Нет, почтенный наставник, — ответил он, подняв голову. — Я не думал об этом.

— Может быть, ты боялся мучений мира Нижнего?

— Нет, наставник. Всё, чего я боялся — отдать вверенных мне людей в руки разбойников и пиратов. Обречь их на рабство и бесславную гибель.

— Думаешь, многие из них видят разницу между славной гибелью и бесславной? — скривил мясистые губы старый наставник.

— Об этом я тоже не думал.

— О чём же ты думал, юноша, если думал вообще?

— Дав пиратам укрепиться в Цитадели, мы потеряли бы на то, чтобы их выгнать, время, корабли и обученных воинов. А наши враги, пожалуй, растеряли бы свой страх. Вот какие мысли не давали мне покоя, почтенный наставник.

Мастер-факельщик хмуро кивнул.

— Не лишено логики. Возможно, из тебя, всё-таки, будет толк. Но твои шансы на победу, даже с поддержкой брата Ринчена, были невысоки.

— Да, почтенный наставник, — снова поклонившись, ответил Холом. — Теперь я понимаю это и сожалею о своём безрассудстве.

— Выжили и не возгордились. Хорошо, — пробубнила раковина посла.

— Возможно, — поморщился Дэндэв. — Ринчен! Рассказывай, что случилось на острове, что вы видели и что сделали!

Старший страж коротко кивнул и начал доклад. Он рассказал о хитрости Улан Баира, который убедил ближайшего ученика предателя Буги лично отвезти Холома и Тукуура на остров, якобы для того, чтобы колдунья освободила их от вериг и привлекла на свою сторону. Благодаря этому Максар оказался во власти Ордена, а городские заговорщики лишились одного из ключевых руководителей. Продолжил