Это самые долгие пятнадцать минут в жизни Сааны. Не произнесено ни слова.

На обратном пути Саана останавливается у кладбища. Она оглядывает могилу Хелены, как вдруг в поле зрения попадает идущая мимо старушка.

— Такая молоденькая, такая невинная — и ту забрал порог, — причитает старушка, и Саана придвигается к ней вплотную.

— Простите, что? Кто забрал? — спрашивает она, глядя старушке прямо в глаза, подернутые пеленой катаракты.

— Всего хорошего, — произносит старушка, смотря сквозь Саану, куда-то вдаль. Кажется, она не помнит, что сказала секунду назад. Неспешно бредет дальше. «Порог». Старушка говорила о пороге. Саана наблюдает за неуверенной старческой поступью, после чего наклоняется к надгробию Хелены. Ее внимание что-то привлекло. Рядом с могилой лежит камешек, испещренный углублениями наподобие чаш.

За спиной буквально из ниоткуда вырастает пастор.

— Снова вы, — говорит он без особой радости в голосе.

Священник оглядывает Саану, скрючившуюся у могилы Хелены. Саана пожимает плечами. Есть в этом мужчине что-то отталкивающее.

— Хелена с детства активно участвовала в жизни прихода, — сообщает Форс, раскачиваясь с пятки на носок. — Она красиво пела, — говорит он и наклоняется к надгробию. — Неисповедимы пути Господни, раз он забирает к себе кого-то настолько юного, — продолжает пастор, а Саана внимательно наблюдает за его поведением. Ищет на его лице намек на тоску или скорбь.

— Мне пора, — говорит Саана и покидает кладбище почти бегом, не давая пастору возможности сказать или спросить о чем-то еще.

Если тетино замечание справедливо, значит, Форс тогда проследил за Сааной до самого дома. Если ему не терпелось узнать, где она живет, — что ж, теперь знает. Но что именно дает ему это знание?

Саана шагает к дороге по кладбищенской тропе, усеянной хвоинками. Изящная старинная ограда из камня охраняет мертвых. Саана оглядывается назад. Пастор до сих пор возвышается над Хелениной могилой, однако взгляд его прикован к Саане.

Два часа спустя Саана насыпает в кофе чуть-чуть сахара — на кончике чайной ложечки. Тетя организовала кофейный перерыв во дворе. Они замечательно устроились в тени яблони, поставив на старый каменный столик изящные кофейные чашечки «Майсема» и сливочник фирмы «Арабиа». Саана в восторге от этих импровизированных кофейных посиделок и с удовольствием наполняет маленькую чашечку снова и снова.

Саана тепло улыбается тете, отрезая себе уже второй кусок черничного пирога. Она старается есть аккуратно: не хотелось бы, чтобы черника попала на скатерть «Маримекко». Побывавшая в духовке ягодная кашица так и норовит запачкать все вокруг, но страдают от этого в основном пальцы. Саана почти мурлычет от бесподобного вкуса. Прямо сейчас ей хочется кричать от счастья. На дворе лето, она сидит с Инкери посреди сада и лакомится любимым пирогом. Авралы и дедлайны остались в прошлом, как и вызванные ими бессонные ночи, как и сердце, сходящее с ума от количества кофе. И Ян. Они еще в самом начале, и хочется быть оптимисткой, наслаждаться предвкушением. Неужели именно такой видят жизнь те, кто по-настоящему ее проживает? Вся по уши в чернике, Саана счастлива.

Занося посуду в дом, Саана решает потом выйти прогуляться. Сложно усидеть в четырех стенах, когда изнутри распирает от мыслей о Яне.

Инкери посмеивается, видя, как племянница в сотый раз бросает взгляд на экран мобильного. Саана корчит тете рожицу и направляется к дороге через двор. Почему Ян до сих пор не позвонил? Как ему та ночь? Разволновавшись, Саана принимается грызть ноготь на большом пальце. И наконец звонит телефон.

— М-м-да? — Саана нажимает на зеленую кнопочку и призывает на помощь всю оставшуюся в ней беззаботность. Кто тут постоянно думает о Яне? Никто.

— Привет, женщина, — говорит Ян, и Саана не в силах сдержать очередную идиотскую улыбку. Звука его голоса достаточно для полного размягчения мозга. Саана ощущает себя подростком. Гипнотический мужской тембр проникает ей под кожу, вызывая массовый забег мурашек по всем частям тела.

Они обсуждают мелочи буднего дня. Ян говорит о дурдоме на работе, которому пока не видно конца и края. И все-таки разговор с Яном успокаивает, дарит Саане целых семь с половиной минут, свободных от тоски по мужчине. Они трижды пытаются распрощаться, пока Яна на самом деле что-то не отвлекает. Они считают до трех и одновременно завершают вызов.

Саана кладет телефон в карман, любуясь окружающим ее летним пейзажем. Обочины дороги усыпаны цветами — Саана сразу видит клевер, иван-чай, колокольчики, лесной купырь и тысячелистник. Ей хочется собрать букет. Многие ее знакомые уже выложили в «Инстаграм» фотографии букетиков полевых цветов, но Саане приятнее собрать такой для себя, не для соцсетей. Ее завораживают пурпурные цветы иван-чая и лиловые колокольчики, их она и делает основой композиции. Лето — сплошная цветочная лавочка.

Сидя с цветами на корточках, Саана вдруг замечает вдалеке белый автомобиль. Он движется слишком быстро для этих краев. Проходит какое-то время, прежде чем Саана понимает: машина частично едет по обочине — и прямо на нее. Саана пулей сбегает в кювет. Кажется, будто кто-то вдавил педаль газа, нацелившись специально на нее. Как ни в чем не бывало, автомобиль сворачивает с обочины и продолжает путь по дороге на такой скорости, что из-за пыли и гневно подскакивающих в воздух камушков почти ничего не видно. Саана ошарашенно таращится на белую машину. Что это было? Опять фантазия разыгралась или кто-то действительно пытался ее задавить?

ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА

То было тайное знание, принадлежавшее, однако, всем. Оно распространялось подобно огоньку. Тихо тлело, но могло вспыхнуть, если кто-то подкидывал дров. И знание это добралось до Хелены. Среди тех, кто сегодня собрался, были не все. Существовал некий внутренний круг, куда попадали исключительно по приглашению. Последнее слово было за рыженькой вожатой. Приглашали только тех, кто способен стать хранителем тайны.

Сегодня вожатые порадовали своих подопечных пивом. Стараниями старших братьев и недобросовестных взрослых — завсегдатаев местного бара — у несовершеннолетних частенько оказывались сигареты, водка и сидр. Хелена наблюдала за тем, как ребята крутились около парнишки, подобно шершням. Восхитительный оратор оказался еще и ловким контрабандистом. Расположения парня добивались массово, прибегая для этого к самым авантюрным и беспечным уловкам, пытались завоевать его внимание сальными шуточками — безуспешно. Парень отмахивался от шершней. В конце концов он отошел от группы и направился к Хелене.

— Не желает ли девушка немного пива?

Хелена почувствовала, с каким наслаждением наблюдает за вытянувшимися лицами всех остальных, но на своем постаралась удержать благородно-нейтральное выражение.

— Благодарю, — сказала она, приняв бутылку из рук парня. Больше Хелена ничего ему не сказала, скованная жадными взглядами со стороны.

Прихлебывая противное теплое пиво, Хелена издалека посматривала на парня, бредущего к своим шершням. Самая красивая и популярная из вожатых пила сидр, зажав пальцами нос, и делала вид, что ее сейчас вырвет. Издав несколько смешных звуков, она встряхнула своей шикарной рыжей гривой, самодовольно оглянулась по сторонам и надула губки.