– Никого. Кроме тех, кто приехал, никого. Через десять минут после прибытия Накаямы кухарка и горничная дачу покинули. Калитку за ними он закрыл сам. Больше никто не входил.

Полтора часа спустя Заманилов в бекеше и огромных галифе, в каракулевой ушанке, и Захаров, одетый в ватные штаны, прожжённую в нескольких местах телогрейку и в треухе осторожно вышли на поселковую дорогу метрах в трехстах от японской дачи. Неторопливым шагом, молча, они приблизились к заветной калитке, здесь пошли очень медленно, почти останавливаясь. Захаров оглянулся на избу, где находился его пост. Занавеска дрогнула – напарник был на месте и подал сигнал, что все нормально. Заманилов вытягивал шею, тщетно пытаясь разглядеть что-то в окнах дачи. Пришлось пройти дальше. Хотя ни в одном доме окрест не горел свет, нельзя было с уверенностью утверждать, что в оживленном дачном поселке никто не выйдет случайно прогуляться ясным зимним вечерком. Когда чекисты удалились от дачи и свернули в ближайший проулок, чтобы вернуться к посту с тыльной стороны, длинная худая тень скользнула вдоль забора по узкой протоптанной в снегу тропинке. Замерла. Вдруг тень выпрямилась, удлинилась и опять замерла. Раздался грохот – Марейкис, все это время сидевший в засаде и видевший торжественный проход сослуживцев, нашел способ проникнуть внутрь, не оставляя следов. На углу у соседнего дома, обильно помеченного бродячими собаками, он подобрал желтоватый кусок смерзшегося снега – здоровенную ледышку, которая должна была обеспечить скрытное проникновение.

Ключи от калитки, дубликат которых имелся на Лубянке, были прихвачены с собой, и пользоваться предстояло ими. Лезть через забор нельзя – утром Накаяма или кто-то еще могут обнаружить отпечатки на снегу. Значит, идти по протоптанной тропинке – через калитку. Наблюдателей можно было предупредить о проникновении, но Марейкис специально попросил начальника Особого отдела не делать этого. Во-первых, Чен не был уверен в том, что на посту не окажется Заманилова, от которого стоило ожидать любой пакости вплоть до срыва операции. Во-вторых, Чен с трудом сам себе признавался, что на самом деле это и было «во-первых», ему страстно хотелось снова испытать себя, свои навыки, умения, физическую и интеллектуальную готовность решать сложные задачки. В школе ниндзя в пригороде Токио его не учили скрытному проникновению в дома и помещения, подходы к которым заметены снегом. Наставники-сэнсэи, углубленные в изучение средневековых трактатов, так и не смогли договориться с действующими разведчиками. А ведь те только что вернулись с полей Маньчжурии, где воевать с русскими и китайцами приходилось и зимой тоже. Как бесценен был их опыт и как глупо, впустую потрачен и забыт! В жаркой и влажной центральной части Японии тогда казалось, что снег и морозы – это случайность, с которой пришлось столкнуться солдатам, воющим на материке и осваивающим Сахалин. Правда, в одном из средневековых наставлений, который в числе прочих изучал и курсант Сакамото, говорилось о том, что дом должен быть окружен слоем рыхлого песка толщиной около трех бу – восьми-десяти сантиметров, чтобы пытающиеся проникнуть в дом ниндзя не могли этого сделать, не оставив следов. Но никто так и не научил курсантов незаметно проникать в дома, преодолевая эти насыпи, которые русские пограничники называли контрольно-следовыми. Известные методы типа обуви с приделанными к нижней стороне подошвы копытами лошадей, для взлома посольской дачи явно не годились. Пришлось выдумывать на ходу.

Собачьей выделки увесистая ледышка оказалась очень к месту. Как только тени Захарова и Заманилова скрылись за поворотом, Чен, широко размахнувшись, метнул ее в избу наблюдения с таким расчетом, чтобы ком перелетел через конек и упал на тыльной стороне дома. В идеале – на крышу двора, где прежние жильцы держали скотину. Наверняка ремонтом той части дачи никто не занимался, и крыша там должна быть особенно ветхой и шумной. Судя по тому, как загрохотал кусок льда, логика и меткость не подвели Марейкиса. Импровизированная бомба попала в какой-то кусок жести, которым, возможно, заделывали дыру в потолке, и бабахнула так, что полминуты у Чена точно были в запасе. Позже наблюдатель сообразит, что это либо случайность, либо его стараются отвлечь, и вернется к окну, но пока время есть.

Марейкис метнулся к калитке с ключом, заранее зажатым в левой руке. Быстро, но не суетясь и не оглядываясь, открыл ее, шагнул внутрь и закрыл, прижавшись к ней спиной и затаив дыхание. Привычно ухало сердце, но по опыту чекист уже знал, что только кажется, что сейчас это биение слышно даже в доме. Стоит сделать лишь несколько глубоких вдохов и выдохов, и все придет в норму. Успокаиваясь, он, слегка сощурив глаза, внимательно вглядывался в темноту. Раньше ему не приходилось здесь бывать, но в отделе имелся подробнейший план и участка, и здания, которые Арсений постарался запомнить как можно тщательней. На окна он не смотрел – они были ярко освещены, а глазам сейчас не стоило отвыкать от темноты. Достаточно того, что теней в проемах не видно, но слышно, как внутри играет патефон. Значит, Накаяма еще недостаточно пьян для того, чтобы агент «Ирис» могла работать. Что ж, надо подождать.

Марейкис осторожно отпрянул от калитки. Поразмыслив пару секунд, решил на ключ ее не запирать на случай внезапной и скорой ретирады. Убедился только, что сама она под порывом ветра не откроется и медленно, стараясь не скрипеть теплыми зимними ботинками по снегу, шагнул к крыльцу. Аккуратно, наступая на боковые края ступенек, поднялся. Шагнул в темный угол. Продышался еще раз. Успокоившись, не удержался – пальцами в тонких кожаных перчатках размял замерзшие под кепкой уши. Почувствовав, как закололо мочки, аккуратно, чтобы не звякнуть, перебрал пальцами ключи, находя нужный. Вставил его в скважину и тихонько повернул. Еще раз. Дверь открылась.

Марейкис вошел в дом. Тщательно вытер ноги о половик, чтобы не оставлять следов. Внутри все было ярко освещено. Из просторного холла виднелась гостиная и стол с шампанским, тарелками с остатками еды и блюдом, с которого сиротливо свисала наполовину объеденная виноградная гроздь. Одна бутылка из-под шампанского, опорожненная, лежала у ножки стола, видимо, случайно опрокинутая выходившими гостями. Из этого следовало, что гости были уже настолько пьяны, что поленились нагибаться и поднимать бутылку. «Это неплохо», – подумал Марейкис и тут же увидел еще одно свидетельство того, что Любовь Вагнер не тратила времени зря. С рояля, стоявшего у выхода из гостиной и наполовину прикрытого