Наоми всхлипнула, когда посмотрела на малышку, которую тщетно пыталась успокоить. Девочка вырастет и не узнает отца и матери. Она, сама того не зная, уже стала сиротой. Неотвратимость — молоточками стучало в голове у Наоми — неизбежность.

Спустя время Наоми удалось увести Акико-сан в спальню. Она дала ей сонного отвара, рассудив, что долгий и спокойный сон поможет ей набраться сил и встретить новый день, который не принесет облегчения. Малышку Наоми оставила на попечение служанок, а сама ушла вглубь сада, забросив впервые за многие недели все свои занятия.

У дальнего пруда, за которым никто не ухаживал последние несколько лет, она остановилась и потянула оби, стремясь немного ослабить кимоно.

— Как так можно, — шепнула Наоми, опустившись прямо в траву. — Как так можно?..

И никакое множество прочитанных трактатов Минамото, никакие знания о бусидо и жизни самураев не могли помочь ей постичь эту огромную, чудовищную несправедливость.

— Что бы ты сказал, Такеши? — она приобрела привычку в минуты отчаяния вслух обращаться к мужу. — Что я — глупа и наивна? Что так ничему не научилась?

Она провела у пруда еще много времени: смотрела на неподвижную гладь воды, которую волновали лишь редкие опадавшие листья. Тени деревьев стали намного длиннее, когда Наоми решила, что пора возвращаться.

Она застала поместье в страшной суете и мгновенно устыдилась своего побега: она никого не предупредила, она ничего не сказала Масато-сану!

По-прежнему глупая, беспечная девчонка! Она никогда не научится.

Наоми решительно направилась к главному дому поместья, но Масато-сан встретил ее на половине пути. Ее сердце ускорило ритм, когда она увидела его осунувшееся лицо.

— Что?! — забывшись, она стиснула его руку, требовательно заглядывая в глаза. — Что-то с Такеши?..

Она увидела, как во взгляде мужчины что-то дрогнуло.

— Госпожа, вы не должны волноваться, — после минутного колебания заговорил Масато-сан.

Он не имел права решать и скрывать что-либо от своей госпожи, но нынче, видят Боги, он уберег бы ее от этой горести любой ценой. Он скрыл бы, сжег, пригрозил смертью за любое неосторожное слово, случись все по-другому. Попади то послание кому-либо из солдат, а не в руки служанки.

Теперь же было бесполезно беречь госпожу и что-либо от нее утаивать. Новость разнеслась по всему поместью, и каждый теперь знал о случившемся. Раньше или позже, но узнает и Наоми-сан.

— Госпожа, идемте.

Она послушно направилась следом за Масато-саном, жалея, что не задержалась у пруда, жалея, что не осталась там навсегда.

Они пришли в минка, где жили солдаты, и по их взглядам она поняла, что случилось. Поняла гораздо раньше, чем Масато-сан вынес из минка небольшой сверток. Гораздо раньше, чем встретила его умоляющий о прощении взгляд. Гораздо раньше, чем увидела перед собой засохшую руку Такеши.

Глава 30. Воздух свободы

«… Кенджи-сама постарел. Я не думал, что когда-нибудь напишу такое о нем. Я не перестаю восхищаться его стойкостью с той минуты, когда начал хоть что-то понимать в устройстве этого мира. Мы росли, и он продолжал оставаться для меня незыблемой скалой. Какое-то время в детстве я думал, что гора Фудзи была названа в его честь. Но вчера я видел, что и гора может сломаться. Пришло письмо из родового поместья Минамото — Тайра отрубили Такеши руку и отправили в качестве дара Наоми — сан.

Она ведь носит дитя, ты знала? Кенджи-сама не так давно рассказал нам.

Такеши лишился руки, Наоми-сан заболела, и никто не знает, что могло произойти в поместье за то время, пока до нас шли эти вести. Немудрено, что Кенджи-сама ушел в палатку, как только дочитал письма. А сегодня утром я увидел его и не узнал.

Мы медленно продвигаемся вглубь, и нас встречают покинутые минка и выжженные рисовые поля. Я бывал во многих сражениях — им нет числа — но страшнее войны, чем та, которая идет сейчас, не видел.

Страна захлебнулась в крови, Ёрико. Крестьяне бросают дома и жгут урожай, а воины сражаются с такой отчаянной решимостью, словно смерть идет за ними по пятам. А может, так и есть.

Мы не берем пленных и убиваем раненных врагов. Кенджи-сама казнил шестерых из клана Токугава за их неподчинение приказам. После этого выжившие стали гораздо покорнее.

В последние дни наступило затишье. За ним грянет буря — тяжелый воздух пропитан бедой, но пока мы проводим дни в монотонной ходьбе, и я трачу свободное время на воспоминания.

Это ведь первый столь длительный поход, в котором ты меня не сопровождаешь. Сколько нам было, когда ты начала сражаться вместе с Фудзивара? Верно, четырнадцать. Десять лет мы провели бок о бок.

Кенджи-сама как-то сказал, что моей смерти будет достаточно, чтобы искупить наши проступки. Я отдал тебе приказ, а ты лишь подчинялась своему господину. Я предвижу, как заденет твою гордость и честь мои слова. Я никогда не предложил бы тебе подобное раньше, но теперь у нас родилась дочь. Потому я прошу тебя — подумай. Девочке понадобится мать. Хотя бы затем, чтобы рассказать ей про отца.

В пути я сложил для тебя хокку:

«Будто в руки взял

Молнию, когда во мраке

Ты зажгла свечу*».

— Тайра сожгли Кофуку-дзи!

Фухито отбросил в сторону палочку для каллиграфии, когда поздним вечером встревоженный Нарамаро распахнул полог его палатки, и плавно поднялся с колен.

— Весь монастырь! — в руках Татибана сжимал узкую полоску бумаги. — Все монахи, которые остались, мертвы.

— Как они узнали, что мы отправляли туда письма? — Фухито нахмурился.

Нарамаро принес дурные вести — те самые, вслед за которыми грянет буря. Еще в дни зарождения войны они обращались в монастыри, пытаясь склонить на свою сторону монахов. Кто-то поддержал их, кто-то — Тайра. И вот теперь они узнали, что Тайра сожгли монастырь, монахи которого к ним присоединились.

— Мы должны предупредить Энряку-дзи, — Фухито отбросил за спину распущенные волосы — никак не мог привыкнуть к ним; к тому, что не имеет теперь права убирать их в прическу, которую носил каждый самурай. — Они тоже помогли нам. Тайра могут напасть и на них.

— Я разбужу Кенджи-саму, — Нарамаро кивнул и уже повернулся, чтобы выйти, когда Фухито придержал его за локоть.

— Постой. Он устал. Ему нужно немного покоя. И нам не стоит медлить, я поскачу к ним сейчас же.

— Фухито, мы можем отправить кого-то из воинов. Ты должен быть здесь, — Нарамаро покачал головой.

— Это будет неуважительно. Они ответили на наш призыв… — Фухито оборвал себя на половине фразы, не договорив. Он помолчал немного и посмотрел другу в глаза. —