Маршальша, обеспокоенная приближением войны, купила не только бричку и лошадь, но и использовала все свое влияние, чтобы ей немедленно установили телефон в «Мальве». Как-то вечером она позвонила на Хожую и пригласила Адама с женой в субботу на ужин. Оказалось, что накануне из Праги вернулись отозванные из чешского посольства родственники, которых Анна еще не знала и которых на несколько недель приютила в Константине прабабка. Это был Павел Толимир, брат Хуберта, женатый на худой и похожей на него угловатой Пауле, дочери одного из самых крупных — после Фукера — поставщиков вин в Варшаву.

Адам спросил Павла, как он оценивает обстановку, и тот, прищурив живые глаза и чокаясь с ним, объяснил:

— Моя жена не хотела оттуда уезжать и не верила в конец чехов. Видно, она об этом деле знала не больше самого Гахи[19]. А я каждый день ждал звонка из Варшавы о нашем отзыве. То, что случилось, опаснее, чем вы все думаете. Чехословакия после фактического присоединения к рейху потеряет все свои фортификации. Для того я и сидел там несколько лет, чтобы убедиться, что заводы Шкоды мало в чем уступают Круппу и что по меньшей мере тысяча пятьсот самолетов, а также несколько сот современных танков — не считая зенитных орудий и многих миллионов артиллерийских снарядов — попадут немцам в руки. А кроме того, новое чешское правительство сделает все, что захочет Гитлер, оно даже готово расторгнуть договор с Советским Союзом. Паула, прошу тебя…

Паула, которая в этот момент подносила рюмку к губам, поколебавшись, отставила ее.

— Но ведь это только настойка из черной смородины! — пыталась оправдаться она, капризно надув губы.

— Знаю, но у тебя слабая голова. Кроме того, я должен быть абсолютно трезв с самого утра. А когда ты пьешь… Я завтра должен докладывать о том, что слышал в Праге.

— Ах, этот твой штаб! К тому же ты идешь туда без меня, — огрызнулась Паула и тут же добавила: — Ну еще одну, последнюю. И тебе налью.

Анна видела, как маршальша поджала губы, и ей стало ясно: что-то в Пауле ей не нравится. А в это время Павел рассказывал, какую важную роль сыграла в момент развала Чехии «пятая колонна», в основном состоящая из судетских немцев.

— Если Гитлер не откажется от своих претензий на Гданьск, нужно будет обратить внимание на всех немцев, занимающихся садоводством в долине Вислы, и на живущих в Торуне и Быдгощи. Они могут представлять опасность и для нас.

Когда спустя полчаса они возвращались в Варшаву, Анна спросила мужа: неужели этот Павел такой же несерьезный, как Паула, или только делает вид?

— Павел? — удивился Адам. — Он человек умный, наблюдательный и прекрасный солдат. Я его об этом никогда не спрашивал, но уверен, что он работает в нашей «двойке»[20], и если он в ней не ас, то, уж во всяком случае, хороший специалист, с которым считаются в разведке или в контрразведке. Жалко только, что он женат на Пауле. Дамы, любящие повеселиться и выпить, часто говорят больше, чем хотели бы их мужья.

— Паула! Странное имя. Случайно у ее родных нет садов на Висле?

Адам расхохотался, закашлялся, и «декавку» занесло на обочину.

— Осторожно, умоляю! — испугалась Анна.

— Это нелегко, когда ты задаешь такие глупые вопросы. Паула — это имя не немецкое, а уменьшительное от старой польской Паулины. Во всяком случае, так утверждает Крулёва, которая до знакомства с прабабкой была dame de compagnie каких-то там родственников отца Паулы. Нет, ma petite, с этой стороны Польше ничто не грозит. А с Павлом стоит поддерживать контакты, ибо в этой темноте, в которой никто ничего не видит или же знать и видеть не хочет, он может быть для нас единственным информированным человеком. Честным и надежным.

Анна в этот момент подумала о Зигмунте, но ничего не сказала, поскольку ей в голову пришла мысль, что Зигмунт Град, всегда хорошо информированный, тоже мог быть асом какой-нибудь разведки. Неужели иностранной? А вдруг «пятой колонны», как судетские немцы? Нет, абсурд. Слишком много она выпила настойки, если такие глупости лезут в голову. А может быть, она стала такой, как все здешние: вместо того чтобы делать свое дело, критикуют всё и всех. И она почувствовала себя смертельно уставшей от постоянных разговоров о войне.

Они были одними из первых, кому Павел, недавно получивший квартиру в Варшаве, сообщил о самоубийстве Валерия Славека[21]. Доктор Корвин не поверил. Он утверждал, что полковник был не менее смелым человеком, чем Пилсудский, и не мог поступить как трус.

— Погибнуть, — возмущался он, — да, но не уходить из жизни в такое трудное, грозное время: он был солдат и не имел права лишать себя жизни.

Павел беспокойно заерзал.

— А если он сделал это, понимая, что поражение неизбежно? Ведь он же знал, где проходили все наши военные игры. На восточных границах, ибо там нам предстояло обороняться. Поэтому последние мобилизационные планы не учитывали войны с Германией, поэтому не предполагалось вести бои за столицу и за побережье. Слишком поздно принялись исправлять эту ошибку. Не знаю, может, это сплетни, может, я слишком долго сидел в Праге, но, во всяком случае, не без ехидства говорили мне об этом штабные офицеры.

На следующий день после обеда Анна поехала с Адамом в Константин, по дороге они встретили прабабку, возвращавшуюся домой с большим белым букетом и в хорошем настроении.

— Мы с Крулёвой дошли до дороги на Оборы. Именно там лучше всего цветет терновник. А в саду уже полно фиалок. Анна, ты успеешь нарвать их до того, как подадут ужин.

Когда через полчаса Анна вернулась домой, прабабка и Адам сидели за партией экарте. Ей показалось, что маршальшу не взволновала смерть полковника Славека, она почувствовала себя обманутой, и, видно, злой дух из парижской «школы Дьявола» вложил ей в уста слова, которые она сказала:

— Здесь так спокойно, а в библиотеке целый день все спорили, обсуждали, у меня от этих разговоров разболелась голова.

— Спорили? — удивилась маршальша. — Что-нибудь случилось?

— Вы, буня, не знаете? Славек покончил жизнь самоубийством. Вся Варшава об этом говорит, и никто не может понять — почему.

Воцарилось такое мертвое молчание, что Анна услышала учащенное дыхание Адама, сидящего рядом с ней. Наконец заговорила маршальша, глядя на сжавшуюся от страха Крулёву:

— Значит, это неправда, что сегодня в киоске не было газет?

— Потому и не было, что их рано раскупили, все хотели убедиться… — оправдывалась та.

— А? Все знали. Кроме меня, —