При желании.

Лале была уверена, что не сможет сделать совершенно ничего для того, чтобы у Мехмеда появилось таковое желание. Если она даже придет к нему и скажет, что согласна вступить в его единомышленники, он потребует, чтобы она отказалась общаться с «плебеями», как того хотел с самого начала. И она знала, что он даже повторит это с глумливой ухмылкой. А если Лале даже сделает вид, что согласна с этим условием (решив, что будет встречаться с друзьями более тайно), это все равно ничего не даст. Потому что если после этого она попросит его отменить указ, он, со все той же глумливой ухмылкой спросит, почему ее так интересует судьба пленных мальчишек, если теперь среди них нет ни единого, с кем бы она пожелала общаться.

Даже если бы Лале, в порядке бреда, действительно попыталась за этот ограниченный срок втесаться в друзья кузина, и действительно найти с ним общий язык – чтобы он, уже как подруге, пошел ей на встречу.. едва ли бы из этого что-то пошло. Мехмед был из той редкой категории людей, которые ни с кем доподлинно не дружат, а взаимодействуют либо на фоне выгоды, либо на фоне забавы (рассмешите меня, мои шуты), либо для того, чтобы рядом с этими людьми казаться самому себе лучше.

Конечно, оставался самый последний, чисто девичий и совершенно унизительный, по разумениям Лале, способ – попытаться разжалобить его своими слезами.. но и слезы, как она успела заметить, не берут Мехмеда. В зависимости от ситуации, они его либо раздражают, либо доставляют радость, подобно триумфу победы, и не из-за этого ли она так спешно покинула залу после оглашения Указа, не давая ему этим насладиться?

Потому, когда Лале проходит мимо служанки, входя в комнаты гарема, она приходит в твердому, пусть и совершенно мрачному выводу – она совершенно ничем не может помочь Владу и Аслану, и совсем скоро они отбудут в другую школу, которую, как резонно заметил Али-бей, вернее будет называть тюрьмой.

Но подняв глаза, Лале на мгновение кажется, что она сама сейчас очутилась в тюрьме заместа ребят.

Темные витражи на окнах комнат гарема совсем не дают попадать внутрь солнечным лучам, из-за чего они больше походят на какие-то поделенные прутьями клетки, лишенные света. А ведь бедные девушки гарема живут тут постоянно!

Лале поежилась, обращаясь к старшей гарема:

– Добрый вечер, Гюль-хатун.

Женщина оборачивается к ней и приветливо наклоняет голову:

– Добрый вечер, госпожа. Чем обязаны?

– Я хочу повидать одну из девушек. Зару.

– Зару? – лицо Гюль-хатун тут же омрачается неким раздражением – что ж, ну она-то как раз здесь.

Недовольно дернув головой, она бросает куда-то через плечо:

– Подойди.

Лале смотрит ей на спину, куда судя по всему она и обращалась, и только сейчас замечает позади, в самом дальнем углу, девушку. Ее голова опущена, а плечи слегка подрагивают, говоря о сдержанных рыданиях.

На призыв старшей, Зара тут же встает, утирает лицо и смиренно подходит, стараясь скрыть свои красные глаза.

Но глянув на нее, на лице Гюль-хатун не отображается ни капли сочувствия, а лишь переполняющее ее недовольство:

– Вот как раз думаю, какое наказание ей выбрать. Представляете, что удумала?

Теперь старшая уже обращается к Лале, как бы ожидая от нее по окончанию рассказа неоспоримой поддержки:

– Раздобыла где-то свиток и сидит с умный видом, будто госпожа, чита-а-ает!

Последнее слово женщина произносит по словам с явной издевкой, как бы показывая этим, насколько нелепа в принципе одна эта ситуация, после чего палец Гюль-хатун брезгливо указывает на свиток, лежащий на подушках, словно на что-то препротивное.

Лале, которая только что, поглощенная мыслями о Владе и Аслана, была готова разрыдаться – теперь переполняет воодушевление. Мальчикам, конечно, она помочь все так же не может – зато возникает надежда, что ей не придется подводить хотя бы ходжама Мустафу на конкурсе. Конечно, идея эта, только пришедшая ей в голову, весьма и весьма сомнительна со всех сторон.. но все-таки, решает Лале, попытка лучше, чем ничего.

Как сказал бы на ее идею Аслан – «помогая другому – помогаешь себе».

– Правильно – отвечает она на рассказ старшей – потому что это я ей его дала.

Лицо Гюль-хатун тут же вытягивается, подобно спелому фрукту:

– Вы?

– Да. Я ведь затем и пришла сейчас. Завтра ученики дворцовой школы будут выступать на научном конкурсе. И нам понадобится помощница. Такая, чтоб писать умела, а это среди служанок, сами понимаете. Зара, как оказалось, достаточно образована, и я предложила взять ее. Надеюсь, вы не против.

Гюль-хатун, явно не ожидающая такого поворота, не спешит с ответом. Она внимательно смотрит на Лале, то ли пытаясь вывести ее на предмет шутки, то ли на предмет ее сумасшествия, но в итоге чуть кивает:

– Вы племянница Мурада II и, как я слышала, весьма любимая и уважаемая им, так что, думаю, я могу отпустить ее с вами.

От восторга Лале кажется, что она, подобно Владу на уроке боя, готова сейчас торжественно воскликнуть «да!» и взмахнуть руками. Но, все-таки, лишь сдержанно кивает в ответ:

– Благодарю, Гуль-хатун. Я пришлю за ней слугу.

Лицо Зары, стоявшей весь разговор подле и ловящей жадно каждое слово, в мгновение ока светлеет. Конечно, только что, ожидавшая наказание за чтение, она теперь получила возможность с этими знаниями выступить на настоящем научном конкурсе! Более того (о чем ей пока неизвестно) – тем самым она избавит Лале от позорного провала.

Ведь как бы не выступила Зара, это уж точно будет лучше, чем выступление Лале, даже не ознакомившейся за это время ни с единым свитком.

Свитком.

Его надо будет отдать завтра учителю.

Лале быстро проскальзывает мимо старшей и подцепляет его с подушек:

– Я заберу этот свиток, он понадобится.

* * *

Учитель Мустафа с тоской оглядывает зал, выглядя совершенно подавленным. Еще бы – его лучшая ученица вчера призналась, что совершенно не готова для выступления в защиту его системы обучения, и сейчас ее будут судить..

Строгие почтенные старцы, судьи конкурса и вся эта толпа ученых мужей.. Лале даже боится задерживать надолго взгляд на ком-то из них, такой трепет они в нее вселяют. На мгновение, она даже радуется, что так сложилась судьба и ей не придется предстать перед ними на суд.

Она тихо подходит к учителю и тот, кажется, даже вздрагивает, обнаружив ее рядом:

– Ходжам Мустафа.. я привела сюда одну очень умную девушку.. Если вы позволите, она выступит вместо меня. Она намного лучше подготовлена к конкурсу, к тому же прекрасно образована – ее отец ученый.

Учитель недоверчиво хмурится:

– Но тогда я должен ее знать.