Шрифт:
Закладка:
- Должна выдержать, - уверенно сказал Сомов, - все-таки трехметровый пак. Окружающие поля много тоньше, и они должны служить хорошим буфером при подвижках.
Понемногу туман стал рассеиваться. Стали хорошо различимы дальние палатки, а за ними черные фигурки Курко и Петрова, удалявшиеся от лагеря. Они были в сотне метров от нас, как вдруг ледяное поле за их спиной треснуло с пушечным грохотом. Обломки поля разошлись на несколько метров, а затем поползли друг на друга с лязгом и скрежетом. За несколько минут образовалась высокая гряда торосов. Наши лихие разведчики бросились бежать назад к лагерю, а мы, затаив дыхание, следили, как они карабкаются через шевелящиеся льдины. Ведь стоит сделать один неверный шаг - и их раздавит многотонными громадами. Лед наступал. Огромные ледяные глыбы наползали одна на другую, обрушивались вниз и снова громоздились. Будто адская мясорубка перемалывала трехметровый пак, и наша надежная льдина метр за метром исчезала в ее прожорливой пасти. Маленькая брезентовая палатка гляциологов затрепетала на верхушке голубовато-белой скалы и, перевернувшись, исчезла в ледяном хаосе. Вал торосов поднимался все выше и выше. Вот он достиг уже шести, восьми метров. Лед впереди него, не выдержав, трескался, ломался и под тяжестью глыб, давивших сверху, уходил под воду. Шум стоял такой, что приходилось кричать друг другу. Снова грохнуло, и метрах в двадцати перед наступавшим валом возник новый. Он стал расти на глазах. Льдины скрипели, охали, налезая друг на друга. Когда высота его достигла 7-8 метров, поле, не выдержав тяжести, снова раскололось с оглушительным треском, метрах в пятидесяти от фюзеляжа образовался третий ледяной хребет и с угрожающим рокотом покатил на лагерь. Он, словно лавина белых танков, продвигался вперед, сокрушая все на своем пути. Тем временем северное крыло вала неумолимо приближалось к радиостанции. Палатку то и дело встряхивало от толчков. С жалобным звоном посыпались со стола миски. Из перевернувшегося ведра выплеснулась вода, залив пол. Щетинин, стоя у отброшенной кверху дверцы, с тревогой следил за приближающимся валом.
- Давай, Костя, давай, - поторапливал он Курко. Но тот словно оглох. Приникнув к рации, он побелевшими от напряжения пальцами сжимал телеграфный ключ, впившись глазами в стрелку часов. До чего же медленно ползет эта проклятая стрелка. Наконец из приемника раздалось долгожданное ти-ти-ти, и Курко лихорадочно застучал ключом, открытым текстом сообщая о надвигающейся катастрофе: "Сильным сжатием базовая льдина дрейфующей станции уничтожена тчк На лагерь наступают три вала торосов тчк Пытаемся перебраться на соседнее поле тчк Все здоровы тчк Сомов тчк Связь кончаю тчк Торосы подошли к станции тчк Находитесь непрерывно на связи". Наверное, точно так, не бросая ключа до последней минуты, посылали свои последние сообщения наши подпольщики-радисты, обнаруженные вражеской разведкой. Закончив передачу, Костя выключил станцию. Торопливо отсоединив кабели, он вместе со Щетининым вытащил из палатки рацию и бережно опустил на приготовленные нарты. За ней последовали аккумуляторы, аварийный передатчик и спальные мешки, зарядное устройство и движок. Радисты взялись было за постромки, и вдруг Курко заорал: "Антенна! Антенну забыли!" - и, бросив веревки на снег, кинулся навстречу наступающему валу, на пути которого сиротливо торчала спичечка радиомачты. За ним последовал Щетинин. Сбросив рукавицы, обдирая руки о торчащие стальные жилы растяжек, они принялись распутывать намертво затянутые, обледеневшие узлы. А ледяные глыбы, скатывающиеся с гребня вала, уже падали рядом с ними.
- Пора тикать. Черт с ней, с мачтой. Придумаем что-нибудь, - в сердцах сплюнул он.
Неожиданно из клубов морозного тумана вынырнула фигура Комарова, размахивающего топором.
- Держитесь, хлопцы. Сейчас я вам подмогну. Несколькими точными ударами он перерубил стальные жилы растяжек. Одну за другой. Упавшую мачту уложили поверх груза на нарты и поволокли их прочь, напрягая силы, от наступающего льда. Через несколько минут на месте, где стояла радиомачта, уже бурлила ледяная каша.
И вдруг я вспомнил, что забыл захватить чайник.
- Чайник, чайник остался на камбузе, - крикнул я и, перепрыгнув через трещину, края которой снова сошлись, пустился бежать к фюзеляжу.
- Куда?! Назад! - закричал Никитин. - Немедленно вернитесь!
Я влетел в раскрытую дверцу камбуза и стал торопливо в полной темноте нащупывать стоявший где-то под столом чайник. Это были ужасные секунды. Дюралевый корпус фюзеляжа содрогался от толчков, вибрировал, и грохот в нем стоял такой, словно сотня молотков колотили по нему со всех сторон. Никогда в жизни я не испытывал такого страха. Мне казалось, что лед сейчас разверзнется и поглотит фюзеляж вместе со мною. Наконец я нащупал в темноте злосчастный чайник и, прихватив заодно кастрюлю и мешок с продуктами, оставленными с вечера, пулей вылетел наружу.
- Ну и псих, - сказал Курко, когда я, тяжело отдуваясь, появился рядом с нартами. Сомов не произнес ни слова в упрек, только осуждающе покачал головой.
К 10 часам утра от всего огромного ледяного поля, столь надежно служившего нам почти десять месяцев, остался на западном конце лишь жалкий клочок метров 50 в поперечнике. Туда и поволокли нарты с аварийным запасом, банками с пятнадцатисуточным запасом продовольствия, газовый баллон, плитку, столь предусмотрительно подготовленные нами за несколько дней до катастрофы. На вторые нарты с документами, журналами наблюдений, упакованными в прорезиненные мешки, погрузили миляевский магнитометр и хронометры.
Тем временем Никитин, Петров и Яковлев выковыряли из ледяного фундамента гидрологическую палатку и, быстро разобрав, поволокли через трещины. Только тогда, когда все самое необходимое оказалось в безопасном месте, мы остановились, чтобы перевести дух. Вот когда мы по-настоящему оценили мудрость и предусмотрительность Сомова, настоявшего на разработке детального плана эвакуации станции в случае неожиданных коллизий. Сегодня, в час беды, каждый из нас точно знал, что и как надо делать. Это уберегло нас от многих потерь и, главное, от паники, неизбежно возникающей при катастрофах.
Впрочем, и сейчас перебравшись через трещину, мы не могли чувствовать себя в безопасности. Уцелевший кусок льдины был слишком мал, и, кроме того, если он тоже треснет, неясно было, куда драпать дальше. Ледяные валы продолжали наступать, сжимая лагерь смертельным полукольцом. Несколько обнадеживало, что скорость их значительно замедлилась, а дальше к западу обнаружился еще один кусок неповрежденного поля.
А торошение все продолжалось. Казалось, еще немного, и лагерь будет погребен под ледяными грудами. И вдруг!!! Словно кто-то могущественный взмахнул волшебной палочкой, и все замерло. Остановились грозные валы, сомкнулись трещины и наступила тишина, ошеломляющая своей неожиданностью. Этот переход от грохочущей круговерти к
