одного Корая. Сей человек необыкновенный, родившись в Смирне (1748), окончив курс наук в училище сего города, переехал в Европу и впоследствии времени поселился во Францию. Излишним было бы описывать подробности его жизни, высчитывать ученые труды его: всякой может заглянуть в «Биографию современников» (Biographie des contemporains). В начале нынешнего века во Франции едва было известно, что во Франции есть грек, называемый Кораем. Его соотечественники не обращали внимания на то, что он ученые степени свои получил в университете города Монпелье, издал несколько сочинений медицинских и представил ученой Европе перевод Феофраста и Гиппократа. Греция узнала Корая тогда только, когда он издал на новогреческом языке «Рассуждения о преступлениях и наказаниях» Беккария с примечаниями и предисловием. Это сочинение произвело сильное действие в умах греков: тому причиною было или самое время, в которое оно явилось, или цель, для которой оно было назначено. Корай посвятил его республике семи островов ионийских. Сия республика тогда только что составилась (1800); тогда в первый раз державы христианские обратили, казалось, внимание на порабощенную Грецию и одной малой части ее дали тень бытия политического. Республика Ионийская подавала счастливые надежды прочим грекам, которые, из глубины мрака, с наслаждением взирали на свою плеяду как на предвестницу дня, блестящего для всей нации; в новом созвездии семи островов они видели знак благорасположения правительств европейских к Греции. При таких обстоятельствах перевод Беккария, посвященный республике Ионийской, разошелся скоро, и Корай был прославлен всеми греками как ученый и патриот.

Между тем, несмотря на множество путешественников, Европа еще не ведала нравственного состояния Греции, Корай в сочинении своем о настоящем положении просвещения греков первый представил пробуждение греческого народа и его успехи в умственном образовании, далеко превосходившие то понятие, которое имели об них в Европе. Это сочинение, напечатанное на французском языке и переведенное на новый греческий, распространилось по всей Греции и возбуждало греков, которые, подобно выздоравливающим, сомневались в своих рождающихся силах.

Окончив издание «Эфиопик» Илиодора, Корай, как человек, достойный своего века и возвышенный над авторским тщеславием, начал прекрасное издание «Эллинской библиотеки», или собрания творений древних писателей, напечатанное иждивением братьев Зосим. Первые томы содержат в себе творения двух знаменитых писателей: Исократа, оратора классического и гражданина добродетельного, и Плутарха, писателя второстепенного по достоинству литературному, но достойного, по чувствам патриотическим, века Фокионова и Эпаминондова. Исократ музыкою слога, силою риторства, выражениями, исполненными прелести и чувства, заслужил удивление своего века, хотя его упрекали иногда в злоупотреблении риторикой, но не менее того он остается образцом вкуса и изящества и драгоценным источником для законодателей, ораторов и граждан всех времен и народов. Вот почему Корай книгу свою, назначенную для высшего образования молодых греков, начал речами Исократа, желая внушить соотечественникам возвышенные чувства и любовь к древней литературе. За ними следуют «Сравнительные жизнеописания». Плутарх, имевший отечеством Херонею, гроб свободы греческой, один в свое время думал о Греции. В сравнительных жизнеописаниях своих хотел он показать грекам, пресмыкавшимся пред своими победителями, что и древние римляне едва могли стоять наряду с греческими героями. Сколь же далеко от них были те, которых украшали бессмысленным именованием божественного.

К Исократу и Плутарху присоединил Корай объяснительные ноты и предисловия, где он является философом, литератором и гражданином. В своих вступительных речах говорит он об образовании и совершенстве, к коему может достигнуть наш новый язык; о лучшем способе составления грамматики и образования юношества; о средстве с пользою читать древних авторов; о свете, который проливает на наши познания положительная философия; об обязанностях греков всех возрастов и сословий в отношении к своему отечеству. Эти советы Корая, представленные в красноречивой простоте, основанные на очевидных доказательствах и утвержденные европейскою известностью автора, производили необыкновенное действие на всех греков, способных понимать их. Тщетно педантизм восставал против сих могущих истин; тщетно старые предрассудки некоторых школ прилагали им упрямое сопротивление — нововведения везде находили благосклонный прием: столь подвинулся вперед народ наш, столь свободны были умы от предрассудков!

Прежде Корая никто не думал о составлении правильной системы для очищения новогреческого языка. Всякой писал согласно с своими частными мнениями, не имея положительных оснований и сообразно своему большему или меньшему познанию языка древнего. Но при начале текущего столетия греки, возбужденные беспрестанно возрастающим просвещением, почувствовали необходимость обрабатывать философически родимое слово, и сюда устремилось все их внимание. Скоро мнения разрешились, и почти в одно время явились на сей предмет три различные системы, бывшие предметом сильных нападений и защищавшиеся с жаром.

Первая из них имела основанием неопределенное стремление обогатить язык словами и оборотами, исказившимися мало-помалу или совершенно забытыми во время древнего упадка греческого языка. Вследствие этого начала греческий слог делался смешением выражений древних с выражениями искаженными или низкими. Защитники этой системы, предводителем которых был Неофит Дука, ссылались на примеры некоторых знаменитых писателей, как-то Мелетия, Феотокии и особенно на Евгения. Корай сильно нападал на это учение, сражаясь с ним то дельными доказательствами, то оружием насмешки, называя оное системою макароническою.

Вторая система хотела писать языком разговорным, не переменяя ничего ни в значении слов, ни в их изменениях, ни в оборотах. Ее основателем был юриспрудент Катардзи. Быв сам человеком просвещенным, он хотел средства к образованию сделать всеобщими, доступными для всего народа, и, чтобы подкрепить свое мнение, он составил два трактата и «Грамматику». После Катардзи главным защитником этой системы был Даниил Филиппид, который, согласно с ее правилами, перевел «Логику» Кондильяка, и «Астрономию» Лаланда. Но более всех распространил ее лирический поэт Афанасий Христопуло. Он принял все положения Катардзи и дал им основание более твердое. Он не только защищал употребление простонародного языка, но еще хотел доказать, что сей язык был одним из бесчисленных диалектов дорийских и эолийских. Поэт приятный, одаренный цветущим воображением, Христопуло увлекал всех прелестью своих стихов. Легкая поэзия, которая любит выражаться непринужденно и не терпит оборотов, неосвященных привычкою, подкрепила виды Христопуло, и его анакреонтические оды, писанные самым простым слогом, были предметом восхищения всех греков. Дамы также поддерживали его систему не литературными рассуждениями, но тем удовольствием, которое они находили в легких произведениях сего поэта. Но те, которые хотели подражать простоте и народности Христопуло, не имея ни его ума, ни его сведений, писали слогом низким, против оного восстали все просвещенные люди, желавшие усовершенствовать язык и исторгнуть его из того состояния испорченности, в коем он находился.

Такова была колеблемость грамматики: не было ни твердых положений, ни целого, ни всеобщего национального начала. Корай почувствовал опасность, которой подвергался язык, и важность неудобств, могущих