Снова участились случаи заболевания дизентерией, которую лечили «диетическим питанием». Почти не велось боевых действий. Ежедневно с обеих сторон открывали время от времени артиллерийский огонь и постреливали из пулеметов. Единственной реальной опасностью был снайперский огонь со стороны русских по нашим одиночным постам, который приводил к потерям. У нас, в отличие от противника, не было винтовок с оптическим прицелом. Командиру полка приходилось также решать тыловые вопросы. Полковой врач показал мне свой пункт медицинской помощи, где лежали больные со странной формой лихорадки, продолжавшейся в течение пяти дней. Я ознакомился с тем, как продвигались работы на противотанковом рву. С командиром нашей саперной роты я обсуждал установку мин перед нашими окопами. Вскоре случилось трагическое событие. Лейтенант-сапер с двумя солдатами проверял взрыватели противотанковых мин. Мин было 190 штук. Я предупреждал, чтобы он соблюдал предельную осторожность. Внезапно раздался громовой удар и поднялось грибовидное облако (словно после взрыва атомной бомбы, который мы увидели на киноэкране в 1945 г.). От трех человек и мин не осталось ничего. Как сообщить матери о смерти ее сына и других бойцов? Мы написали об их могилах в далекой России.

1 Мая русские девушки отмечали музыкой и танцами. Их самые лучшие платья выглядели бедновато. 4 мая из дивизии пришел приказ взять языка, чтобы выяснить, была ли произведена смена частей у противника. С саперами и артиллеристами мы обсудили вылазку. В скирде соломы недалеко от нашего переднего края обороны русские установили наблюдательный пост. Хорошо подготовленное предприятие удалось. При двух раненых у нас трое русских было захвачено в плен и одиннадцать убито.

Капитан Ваксман согласился с подготовленным мной приказом о проведении работ по оборудованию нашей позиции. Я разговаривал с командирами пехотного батальона и артиллерийского полка о нашей совместной работе. Спустя почти три недели меня посетили командир дивизии генерал-лейтенант Тейзен и начальник оперативного управления штаба барон фон Фарнбюлер. Они согласились с моим докладом о положении полка. Длительное обсуждение вызвал вопрос, есть ли необходимость выставлять боевое охранение с пулеметами впереди переднего края обороны. Я был против потому, что, по моему мнению, это могло привести к тому, что русские сразу же вышлют поисковую разведгруппу. Что было невозможно сделать, если наши участки обороны и отдельные огневые точки будут располагаться в окопах. Командование отказало мне в этом. На следующий день я передал полк новому командиру подполковнику Мейсснеру, который прежде был адъютантом дивизии. Мы сидели вместе с тремя батальонными командирами до серых рассветных сумерек.

15 мая за мной в «навозный дом» заехал командир 486-го пехотного полка подполковник Кашнер, которого я должен был замещать на время его отпуска. 486-й полк заменил 482-й. Мы проехали мимо 2-го батальона австрийца майора Штокхаммера, направляясь на командный пункт полка в селе Березовец, где я квартировал вместе с адъютантом и офицером для поручений. Мы тщательно осмотрели двухкилометровую полосу боевых позиций. Доктор Кашнер взял меня на следующий день в 1-й батальон на правый фланг, которым командовал австриец майор Адам, и в 3-й батальон капитана Шмидта.

Здесь также находился 2-й батальон 262-го артиллерийского полка. Его командиром был энергичный молодой австрийский капитан Лойзель. Затем Кашнер отправился в отпуск. Вечером русские самолеты бомбили Сетуху, после того как днем они обстреляли ее из пулеметов. Снова я мотался по передовой с одного фланга до другого. Располагавшийся в центре батальон плохо укрепил свои позиции досками и оставил неприкрытыми подходы к ней. Пришлось заставлять их работать более активно. Уже настолько обсохло, что можно было переходить к систематическим шанцевым работам. Хотя позиции противника подробно описывали перебежчики, предстояло еще многое сделать. Самолеты пролетали на бреющем полете, проводя воздушную разведку, а ночью бомбили наши позиции. Русский артиллерийский огонь приводил к потерям среди нашего состава. Я обсуждал первоочередность работ с обер-лейтенантом Шварцем, командиром 3-й саперной роты, которые пехотинцы не могли выполнить без его помощи. На Троицу русские предприняли ряд атак, с помощью которых они, вероятно, надеялись обучить молодое пополнение в полках.

В субботу 23 мая в 2 часа ночи русские открыли артиллерийский огонь по 5-й роте, выпустив 300 снарядов, затем силами трех рот общей численностью до 300 человек атаковали боевое охранение, занимавшее сеновал, в составе одного взвода. Совместным огнем артиллерии, пехотных орудий и пулеметным огнем атаку удалось отбить. Однако днем с наблюдательного пункта я заметил на склоне противоположного нам холма перед боевым охранением группу приблизительно из 30 русских. Видимо, они получили приказ уничтожить ночью наших солдат. Я тут же обратился к майору Штокхаммеру, командиру 2-го батальона, сообщив ему о готовящемся ночном прорыве русского взвода. Капитан Лойзель получил приказ обеспечить огневую поддержку своими тяжелыми орудиями и пехотными полковыми орудиями. Командир батальона подготовил штурмовую группу. Смеркалось, когда началась огневая подготовка, за которой я наблюдал с НП подразделения тяжелых полковых орудий пехоты. Каждый выстрел Лойзеля ложился точно в цель, это был замечательный результат наших артиллеристов. Штурмовая ударная группа атаковала русских с двух сторон, не давая им передышки, и, забросав их гранатами, взяла в плен 22 солдата. Видимо, из страха, что их расстреляют, азиаты целовали мне сапоги. Никто не собирался их убивать. У нас было трое раненых. Я поблагодарил и пожелал удачи отважному командиру штурмовой группы. Русские не пытались больше атаковать боевое охранение.

В Духов день все продолжилось. С 23 часов до 4 утра нас оглушал беспорядочный артиллерийский огонь, затем пришла очередь пехотного батальона. Он попал в «волчью яму» – узкий овраг, который проходил перед передним краем обороны 2-й роты. Я отправился туда, чтобы прояснить обстановку, прежде чем русские снова перейдут в атаку. В разведку я послал также унтер-офицера. Он вернулся, чтобы сказать: «Там полным-полно русских». Затем я наметил план действий: с 12:30 до 12:55 продолжалась огневая подготовка из тяжелых орудий. Основную роль в успешных действиях по подавлению противника я приписывал действенному огню пехотных тяжелых орудий, который заставлял противника переходить с обеих сторон к центру оврага. Огонь прекратился внезапно, после чего командир 2-й роты лейтенант Хёне устремился с солдатами вперед через проходы в заграждениях. Вспыхнул рукопашный бой с применением гранат. Русские бежали, поднимаясь по противоположному склону оврага под яростным огнем двух станковых пулеметов. Среди спасавшихся бегством солдат не уцелел ни один. Повсюду лежали трупы русских. Хёне вернулся с 65 пленными и множеством трофейного оружия. Стычка стоила нам, к сожалению, двух погибших и шести раненых. Дал о себе знать легкий