– А почему ты ничего мне не говоришь про мой купальник?

– А он разве есть? – усмехаясь произносит Сережа, переводя на меня взгляд. – Я думал, это какие-то обрывки от купальника.

– Значит, мне можно в таком ходить на море?

– Конечно, нет.

– А почему ты тогда не нудишь, что-то типа «почему ты голая»?

– Потому что тут мы с тобой вдвоем и поблизости никого нет.

– А как же дома на горе?

– Оттуда тебя не видно. Лепота, – удовлетворенно произносит Сережа, как только заканчивает с палаткой.

– Согласна, – только не палатка, а ты. – Сейчас сварганим шашлык, пока мясо не испортилось и набухаемся вина и шампуня.

– Да вы, оказывается, романтик, Сергей Александрович.

– И не говори.

Нет. Лепота – это точно не палатка, а полуобнаженный Потапов, рубящий дрова. Еще никогда я не испытывала такого кайфа, при виде полуобнаженного мужского тела. Руби, руби дрова. Желательно, побольше. Нет, нет, нет. Не переставай.

Да ну к черту сейчас этот шашлык. И скромность или что у меня от нее осталось тоже. Я другого хочу.

Оказавшись рядом, тянусь к нему на носочках. Закидываю руки на шею, прижимаясь к разгорячённому телу.

***

Было бы странно, если бы следующий день был столь прекрасным, как весь вчерашний. Ну не бывает так, чтобы все было хорошо. А вообще, кто бы сомневался, что какая-то живность на меня сядет. Ну не в трусы же залезет!

– Нет у тебя никого в трусах. Можешь открывать глаза.

– Точно нет?

– Точно. Тебе, наверное, показалось, это была, скорее всего, трава, – да, конечно!

– Если это был клещ и я останусь до конца дней инвалидом, только попробуй найти какую-нибудь бабу. Будешь со мной до конца дней мучиться, понял?

– Уже.

– Что уже?

– Уже мучиюсь. Столько слез из-за какого-то гипотетически возможно заглянувшего в твои трусы жука – это мощно. Все, заканчивай хлоридные берега. У меня сейчас на тебя другие планы. Садись сюда, – хлопает по пледу, странно улыбаясь. Неужели мы нормальным делом займемся? Сажусь рядом и моментально тянусь к гаденышу.

– Нет. Задом.

– Чей-то сразу задом? Мало того, что вместо Мальдив привез меня в лес, так еще и сразу задом? Хоть бы раз притворился нормальным и капельку романтичным.

– То же самое я могу сказать о тебе. Хоть бы раз притворилась нормальной девушкой.

– Я тебе такой не понравлюсь.

– Как и я тебе, – парирует в ответ. – А теперь рот на замок и сядь ко мне задом.

Вот только не хватало мне стоять на коленях с оттопыренной пятой точкой под чириканье птиц.

– Что ты делаешь?! Я сказал сесть, а не встать на колени, – дергает меня за руку и усаживает на попу спиной к себе. Пододвигается ближе, обнимая меня. О, это мне нравится. А уж, когда он начинает копошиться в моих волосах, из меня вырывается еле слышный стон. Только копошение быстро заканчивается, когда он убирает мои волосы в хвост.

– Хочу тебе признаться в кое-чем очень личном и сокровенном, – да ладно. Снова? – Ты мне прям как ножом по сердцу полосуешь, – шепчет на ухо. – Когда чистишь картошку, – чего?! – И срезаешь с нее половину. Поэтому я сейчас научу тебя делать это по-другому.

Хотелось бы сказать, что он шутит, так ведь нет же. Он вкладывает мне в руку картофелину и обхватывает ее своей лапой. То же самое проделывает с другой рукой только с ножом.

– Только ты мог привезти меня в лес чистить картошку. Я тебя когда-нибудь реально грохну, Сережа.

– Зато, смотри, как романтично, – усмехается мне в шею. – Медленно и аккуратно снимаем тонкий, очень тонкий слой…

– Твоей кожи?

– Кожуры картофелины.

– А потом твоей?

– А потом будем варить походный суп.

– С твоими костями?

– С тушенкой. Вот так, молодец.

– А после супа что?

– А после супа – пойдем купаться голышом.

И ладно бы пошутил. Так ведь нет же, справившись с ювелирной работой по чистке картофеля, Потапов обнажается первым. Оборачиваюсь по сторонам и, убедившись, что в лесу никого нет, аналогично скидываю с себя всю одежду и иду купаться в озеро.

Мы резвимся в озере как дети, по ощущениям, не меньше получаса. Наконец, немного замерзнув, я выхожу из воды первой и быстро поднимаюсь к нашей палатке. Сережа выходит вслед за мной.

Вытираюсь насухо и надеваю на себя трусы. И в этот момент в нескольких метрах от меня появляется собака. Огромная, не ясной породы. А вслед за ней еще одна. Мамочки.

– Только не делай резких движений. Они обнюхают и уйдут. И не визжи, пожалуйста, – если бы Потапов не встал впереди меня, фактически закрыв, я бы точно уже орала как резаная, ибо вид у собак пугающий.

– А писаться можно?

– Лучше не надо.

Когда люди рассказывают, что творят, находясь в состоянии шока или страха, верится в это с трудом. Вот и сейчас я не могу поверить, что после громкого звука, похожего на выстрел, я срываюсь с места и бегу быстрее, чем когда убегала от наркодилеров.

Ели кто-то меня спросит, как я оказалась на дереве, я не придумаю даже под дулом пистолета. Смотрю вниз и меня начинает тошнить от страха. Эта высота больше, чем тогда, когда я не могла спрыгнуть с перрона. Господи, а что с Потаповым? А если его загрызли собаки? Ну я и тварь. Даже не попыталась от них ничем замахнуться.

– Не думал, что ты такая плакса, – перевожу взгляд вниз. Живой и ни капельки не раненый. И, в отличие от меня, одет. Правда, футболку надевал впопыхах шиворот-навыворот.

– Слава Богу, ты живой. Куда делись собаки?

– Наверное, убежали к хозяину или хозяйке на звук хлопка. Я же тебя просил, без резких движений. Я не буду спрашивать, как ты туда залезла. Просто…слезай, я подстрахую.

– Нет. Я не смогу. Даже не упрашивай, – смотрю вниз и меня начинает реально тошнить от страха.

– Я помню, что ты боишься высоты, но у нас другого выхода нет.

– Есть. Сам сказал, что на горе есть дома. Эти ненормальные собаки явно тоже оттуда. Попроси у людей лестницу. А я тут подожду.

– Прыгай, я поймаю. Если что