— Жду не дождусь новых сезонов, — восторгалась девочка-подросток рядом с Беном.

— Я тоже. Буду смотреть оба выпуска шоу, — согласилась ее подруга. — Боюсь, что версия коротконитных окажется слишком грустной, но, если честно, и более драматичной.

Разговор, который девять месяцев назад привел бы Бена в ужас, или заставил почувствовать себя одиноким, или разозлил, теперь прозвучал безобидно, слова девочек пропали в шуме метро.

Бен не то чтобы перестал остро чувствовать тревоги коротконитных. Ему по-прежнему было очень больно оттого, что большинство экспертов предсказывали победу Энтони Роллинза на партийных выборах в июле, а в ноябре — победу в Белом доме. Его кампании, несомненно, помогло то, что незадолго до первых праймериз в штате женщина, застрелившая Хэнка, почти убийца Энтони, была приговорена к пожизненному заключению. Она была единственной из коротконитных-террористов, выжившей в нападении и представшей перед судом. Возможно, ее наказание послужило символическим правосудием для всех, кто совершил нападения до нее. (А кампания Роллинза не пожалела средств, постоянно называя обвиняемую террористкой-коротконитной, чтобы держать стрельбу в информационном поле, а избирателей — в напряжении.)

Энтони мог с уверенностью заявить о своей победе — пока мог. Бен был разочарован, но не отчаивался. Настоящие и долгосрочные перемены потребуют времени — он это понимал, — и для них необходимо больше, чем просто яркие вспышки противостояния. Но шаги #СплетенныхВместе становились увереннее с каждым днем, они извлекали уроки из предшествующих движений. После международного митинга в январе люди продолжали делиться вкладом коротконитных в их жизнь под хештегом #СплетенныеВместе. Были и выступления на открытых дискуссионных площадках, и сбор средств, и обращения к широкой аудитории в TED Talks. Во многих журналах были опубликованы фотографии коротконитных и активистов #СплетенныхВместе. Персонажи-коротконитные даже начали появляться на телевидении и в художественных фильмах. Той весной южноафриканской девушке из вирусного видео исполнилось двадцать два года, но она решила не открывать свою коробку. Ожидалось, что многие последуют ее примеру.

К тому же будущее самого Бена неожиданно обрело новый смысл. Через несколько месяцев он перережет ленточку в сверкающем новизной научном центре на севере штата, и это станет достойным итогом его почти двухлетней работы. Он сделал предложение женщине, которая его вдохновляла, и — о чудо! — она ответила согласием. Его родители были в восторге. Возможно, он действительно нашел в жизни нечто хорошее, даже с короткой нитью, как обещала ему когда-то листовка группы поддержки.

Стоя у выхода из метро, Бен вдруг подумал о том, что со дня появления коробок прошел целый год. Триста шестьдесят пять дней. Многое в его мире стало другим; многих людей, которые были ему особенно дороги, он встретил за этот оборот планеты вокруг Солнца.

В большой мраморной библиотеке Бен стоял рядом с Морой. Они смотрели на скульптуру дерева высотой почти десять футов, на ветвях которого вместо листьев прорастали нити. На платформе под деревом было написано пятьсот имен.

— Журнал, в котором работает Нина, напечатал статью об этом скульпторе, — сказала Мора. — Говорят, он сотворил целое дерево, взяв чужие нити, но так и не посмотрел на свою. Он сказал, что если бы обнаружил в своей коробке короткую нить, то слишком бы торопился, опасаясь не успеть, а если бы длинную, у него пропал бы стимул работать достаточно быстро.

В другом углу галереи Леа и Нихал смотрели, как по кругу показывают интервью с художником, мужчиной лет сорока, в рубашке с трафаретным рисунком и с тяжелым золотым кулоном на шее. Бен подошел к ним, как раз когда видео началось заново.

— Идея проекта возникла, когда я путешествовал по Японии, — вспоминал скульптор, — и посетил остров Тешима, где в 2010 году мой коллега Кристиан Болтански создал произведение под названием Les Archives du Coeur, или «Архивы сердца», — коллекцию звукозаписей биения сердец людей со всего мира. Я захотел сделать что-то подобное с нитями. Для многих наши нити, как и биение сердца, являются чем-то очень личным, что можем увидеть только мы сами и, возможно, некоторые близкие нам люди. Именно поэтому я хотел создать нечто очень откровенное с этими пятью сотнями нитей, которые принадлежат пяти сотням душ, рожденных в разных городах и разных странах, с нитями разной длины. Но для меня было важно, чтобы ко всем нитям отношение было одинаковым. Зрители никогда не узнают, где чья нить.

Дерево как структура, конечно, сразу пришло мне в голову. Древо жизни. Древо познания. Это напоминание о том, что все мы найдем покой под землей, питая жизнь, которая вырастет над нами.

Нам, людям, свойственно стремление оставить след, который будет напоминать о нас вечно. Мы пишем «Я был здесь» на партах в школе. Рисуем эти слова, распыляя краску на стены. Мы вырезаем их на коре деревьев. Я был здесь. Я хотел, чтобы эта скульптура выполнила ту же миссию, сообщила, что эти люди жили на свете. Перед вами свидетельство того, что эти люди — с их длинными нитями, средней длины и короткими — все они были здесь.