Ты можешь пороть меня до тех пор, пока я не умру, но я никогда не буду умолять тебя остановиться.

— Я боялась этого, — сказала она тихим, хриплым шепотом. — Они всегда смотрят.

— Что ты имеешь в виду? — Она подошла к двери и открыла ее. — Что ты имеешь в виду? — закричала я.

Дверь захлопнулась.

***

Грег проводил меня в туалет. Мои руки и ноги были так сведены судорогой, что у меня не было сил сопротивляться. Он не сводил с меня глаз, пока я спускала трусики и садилась на унитаз. Прошло несколько минут, прежде чем я наконец смогла сделать свои дела; страх перед сценой приобрел совсем другое значение.

Я вымыла руки и лицо, а затем его горячие пальцы обвились вокруг моей руки, и он повел меня обратно к кровати. Я замешкалась, и он дернул меня так сильно, что я врезалась в его грудь. Его темные брови опустились над карими глазами-бусинками. Его такие же дерьмово-коричневые волосы свисали на лоб, как сальные пряди. Его пальцы сжались в сильную хватку, когда он повалил меня на кровать.

Я качала головой туда-сюда, инстинкт боролся со мной, пока мы приближались к тому, что стало моей клеткой. Клеткой комфорта и обманчивой красоты, и все же это было не так. Это было жертвоприношение, как бы я на это ни смотрела. Я собиралась умереть здесь. Меня будут использовать, пока я не умру. Меня заставят умолять, но я не стану, и я знала, что так мне будет только хуже.

Грег повалил меня на кровать лицом вперед, а затем оказался сверху, его бедра расположились по обе стороны от моего таза.

— Отвали от меня. — Я испугалась, сердце заколотилось в груди, а пульс бешено заколотился, когда я попыталась вырваться. Я дико дернулась и выбила нас обоих из равновесия. Я приземлилась на цементный пол, ударившись правым коленом так сильно, что закричала от боли.

Грег не знал пощады: он подхватил меня на руки и снова уложил лицом вниз на кровать. Вскоре я была прикована, но что еще хуже — лежала на животе. Паника от невозможности пошевелиться охватила меня, и я дернула за цепи, выгнув спину дугой, вжавшись щеками в подушку.

— Это ненадолго, — сказал Грег и небрежно вышел из комнаты, словно для него это было пустяком — похищенная и прикованная к кровати женщина была обычным явлением.

— Отлично! Передай этой суке, что я ее жду. — Не знаю, услышал ли он все это, поскольку на полпути моего крика дверь захлопнулась.

Должно быть, я заснула, потому что, когда открыла глаза, сероглазая девушка стояла рядом с кроватью, держа в руке еще одну бутылку с водой. Она с треском сломала пластиковый корпус, и крышка упала на пол. Я приподняла голову, насколько смогла, и она влила воду мне в рот. Хотя половина воды вылилась через край и впиталась в подушку. Она подставила палец под мой подбородок, чтобы помочь мне, и наливала прохладную жидкость медленнее, чтобы мне было легче глотать.

— Как долго я здесь нахожусь? — спросила я, когда вода закончилась.

— Полтора дня. — Она смотрела на меня несколько секунд, ее тонкие брови опустились на глаза. Она наклонила голову вперед, так что ее волосы разметались и скрыли лицо. — Он здесь, его заставляют наблюдать за тобой, — прошептала она, а затем повернулась на пятках, и я услышала, как открылась и закрылась дверь.

Я подергала за цепи. Что? Что она имела в виду? О Боже, пожалуйста, пусть это будет не Рем. Лучше я умру здесь в одиночестве, голодая и ломаясь, пока… меня не перестанет существовать. Пустая оболочка, внутри которой не осталось ничего, что можно было бы любить, отдавать кому-то, чувствовать.

Это ли имел в виду Рем? То, что он чувствовал всю свою жизнь, пока не появилась я.

Детка. Именно его голос в моей голове спасет меня сейчас.

Красавица. Он был всем, что у меня осталось, и когда я умру, он будет обнимать меня.

Я люблю тебя, Кэт.

Я закрыла глаза и снова, и снова слушала его голос в своей голове. Через некоторое время я вздохнула, когда мой разум забрал меня… отдал мне его, и я уснула в его объятиях.

Я проснулась от того, что на меня навалилось что-то тяжелое. Рука обвилась вокруг моей талии и потянула меня вверх, так что цепи натянулись, а кандалы впились в плоть.

Холодные губы на моей шее.

Нет. Нет.

Обнаженная разгоряченная кожа на мне пахла мятой… О Боже, это был он. Мой желудок взбунтовался, и я сглотнула, пытаясь удержать воду, пока тяжелое тело прижимало меня к себе.

Его шепот у моего уха привел меня в бешенство.

— На этот раз у нас будет много времени, и никто не услышит твоих криков.

Я все равно закричала. Так громко, как только могла. Боролась. Мои руки напряглись, пытаясь справиться с неподвижными цепями. Он был слишком силен, а я — как связанная тряпичная кукла, жалкая и слабая. Не в силах освободиться. Не в силах сделать больше, чем заставить его еще больше возбудиться от борьбы.

Я чувствовала, как его член набухает и подрагивает, когда он терся о мою задницу. Его бедра прижимали меня между ног, как стволы деревьев.

— О, Господи, да, ты лучше, чем обещала Алекса. Настоящий боец. — Он поцеловал меня в шею, его язык скользнул по моей плоти к плечу. Он обвел и поцеловал это место, а затем сильно укусил.

Я вскрикнула от боли, когда его зубы впились в мою кожу, и мое тело напряглось.

— Ты знаешь, что я трахал твоего парня в этой же кровати. Он тоже кричал. — Я захлебнулась желчью, поднявшейся в горле, и уткнулась лицом в подушку. — Он дрался, как ты, по крайней мере, первые несколько месяцев. А потом… потом, думаю, ему это понравилось. Особенно ему нравилось, когда я опускался на него. Конечно, это было после того, как он позаботился обо мне.

Нет. Рем. Нет. Вот почему. О, Боже.

Я люблю тебя.

Я люблю тебя, Рем.

— Ты тоже перестанешь бороться со мной. И тогда нам придется попробовать новые… вещи. — Он лизал мое ухо, его дыхание было тяжелым, словно из-за его веса ему было трудно дышать.

От громкого треска мы оба дернулись, но мне некуда было деваться, и я не видела причины, но слышала ее.

— Отвали от нее. — В голосе Рема было столько ярости, что его едва можно было различить.

Тяжесть спала.

— Кто, черт возьми… Господи, ты же мой мальчик.