Шрифт:
Закладка:
— Ты не тронешь его… не тронешь… — словно в бреду бормочет Кала, подразумевая Алексея.
— Я… Нет, — хрипит Бхат. — Кала, я бы не причинил тебе такую боль. Никогда.
Из его горла вырывается страшное бульканье.
— Я просто хотел… хотел помочь тебе. Убийство Воробьева в план даже не входило. Я бы не смог… не смог…
Девушка сидит на коленях над телом своего друга детства и не понимает, что тот несёт. Он не собирался убивать Лешу? Не смог бы причинить ей такую боль? Он..
Убийство Алексея, действительно, не входило в план. Бхат полагал, что, когда Кала заслужит милость богини, все осознает и прозреет, то сама бросит Воробьева.
— Мой прекрасный траурный цветок, — из уголков глаз Джея струятся слезы, затекая в ушные раковины, но ему все равно. Ему и на боль от ранений плевать, а тут какие-то слезы. — Моя гневливая богиня.
Чопру парализовал ступор.
— Может, в следующей жизни нам повезёт… — отрывисто говорит Бхат, все так же улыбаясь. — Когда моя карма восстановится… и мы… возродимся…
Взгляд его постепенно стекленеет. Хватка слабеет. Кале хочется взвыть, обратив взор к небу, хочется вложить в крик всю свою боль. Но все, на что она способна — это тихий, почти беззвучный плач.
Кровь… Опять она заливала все. К горлу Алексея подступил ком тошноты. Это уже слишком. Он… Парень покачнулся и сполз по стеночке на пол.
— Он мертв? — упавшим голосом поинтересовался Воробьев у Калы.
Но ответил ему Давид, который выглянул из-за дивана.
— Я ещё живой вообще-то.
И в следующее мгновение дверь со всей дури ударилась о стену — так, что едва не слетела с петель. В комнату ворвался Васильев с пистолетом.
— Я получил твою наводку, Вашакидзе…
Но тут следователь умолк, узрев перед собой на полу тело Джэйдева Бхата, расползающуюся под ним лужу крови и Калу Чопру с кинжалом в руках.
— Матерь Божья, — вырвалось у Виктора. — И что мы теперь будем делать с превышением самообороны?
========== Глава 26. Траурный цветок. ==========
— Как его родители? — отчего-то хрипловато спросила Кала.
На следующий день они с Алексеем приехали в гости к ее семье. Вимала настояла. Ей было очень тошно на душе после последней встречи с дочерью и ее молодым человеком на яджне. Теперь же, когда раскрылась вся правда о младшем Бхате…
— Мы ещё не разговаривали с ними, — внезапно подал голос отец.
Амар, сидя на кухне за столом, отрешенно смотрел куда-то в стену.
— Мы вообще не говорили ни с Камалом, ни с Рашми после тех выходных, — покачала головой Вимала, поджав губы. — Мы решили…
— Принять твою сторону, — закончил за супругу Амар.
Он немного помялся, а затем открыто взглянул на дочь.
— Прости нас, Кала. Вернее, меня, — теперь отец посмотрел и на Алексея. — Вы оба простите.
Младшая Чопра слабо улыбнулась. Накрыла своей ладонью руку Воробьева и чуть сжала в уже привычном жесте.
— Пап..
— Нет, подожди.
— Дай отцу высказаться, солнышко, — поддержала мать.
— Я был неправ. Я никогда не должен был сводить тебя с кем-либо против твоей воли. И я говорю это не потому, что Джэйдев оказался… Тем, кем оказался. Мы все были ослеплены Бхатами, их почти что величием. Брахманы чертовы. Мы хотели для тебя лучшего, в итоге игнорируя тот факт, что твое «лучшее» может заключаться совсем в другом. Мне все равно, веришь ты в Бога или нет. Все равно, нравится ли тебе индийская культура. Ты моя дочь. И всегда ею будешь.
Кала слушала своего отца, и на глазах в нее стояли слезы. Она никогда не была шибко сентиментальной особой, но нервы капитально сдавали последние недели. А ещё… Ещё ей было так важно знать, что она не потеряла своих родителей. Не потеряла своего папу. Что Амар не смотрит на нее, как на проект, а видит в ней человека. Личность.
— А вы, Алексей, — теперь старший Чопра обратился к Воробьеву. — Мне жаль, что мы познакомились… при таких обстоятельствах. Если вы делаете мою дочь счастливой, то вы всегда желанный гость в моем доме.
На кухне у семьи Чопра было приятно и тихо. Алексей даже проникся той атмосферой, которую уловил здесь. Когда Кала сказала ему, что они едут к ее родителям, Алексей почувствовал себя не в своей тарелке. Было неприятно снова столкнуться с этими людьми, которые показались ему недостаточно хорошо настроенными и даже грубыми в первый раз. Он хотел было отказаться от встречи, но в итоге не сделал этого. Возможно хотел расставить все по своим местам.
И вот теперь Амар Чопра просил у него прощения. Поразительно, как все меняется.
— Не стоит… Я понимаю вас. Но поверьте — я люблю вашу дочь и не желаю ей зла. И… Принимаю ваши извинения.
Алексей не знал, что ему сделать — просто склонил голову в знак почтения перед возрастом мужчины.
— Сейчас все мы находимся в странной ситуации. Но я надеюсь… Все разрешится.
Ещё чего. Ведь на свободе ещё один убийца. Но кто… Алексей часто думал об этом. Все кандидаты мерли, как мухи.
Говорить Воробьев мог все, что угодно. Другое дело — верил ли он в это. Сейчас он не мог сказать с уверенностью, что да. Пока второго убийцу не поймали, было трудно и вовсе строить какие-то планы. А когда поймают… Не факт, что Алексей доживет до этого. И не факт, что им удастся сохранить свои мозги в порядке. У него крыша знатно накренилась. И ему стоило многих сил удержать ее.
Кале было приятно оказаться в кругу семьи сейчас. Семьи, частью которой она отныне считала и Лешу. Было приятно обманывать себя, делать вид, что она не убила вчера своими же руками человека. Своего лучшего друга. Шокированный разум напрочь отказывался воспринимать произошедшее как правду. Чопра сидела за столом, улыбаясь почти механически, но не притрагиваясь ни к еде, ни к напиткам. Она сама себе напоминала робота. Марионетку в чужих руках — словно Джей до сих пор управлял ею, дёргая за ниточки. Откуда-то из ада.
«Когда моя карма восстановится… и мы… возродимся…»
В индуизме считалось, что человек, попавший в Нараку, способен искупить свои грехи. Способен очистить свою карму и вновь вернуться к жизни. Что, если судьба Калы, и правда, навеки связана с судьбой Джэйдева? Дхарма. Главное предназначение.
Девушке понадобилось проморгаться, чтобы спуститься с небес на землю. Или, скорее, вернуться откуда-то из-под земли. Вот — она снова сидит на кухне, сжимает пальцы Алексея, а напротив сидят мама и папа.
Васильев все замял. В конце концов, у