Гоген, вам заплатят не больше четверти ее стоимости. И не рыночной, заметьте, а той, что дает перекупщик вору. «Урезанная» картина, она еще и начнет распадаться в тех местах, где прошелся нож. Это только в «Электронике» картины резали опасными бритвами, не понимая, что теперь их стоимость приблизится к нулю.

А здесь, судя по всему, помощник нашей хозяйки салона проявил инициативу — купил картину у кого-то из парижан, а теперь непонятно, что с этой картиной делать? Впрочем, пятьдесят франков не такая уж большая сумма, зато впредь наука.

— А пятьдесят франков, что вы из кассы взяли, я из вашего жалованья вычту, — сообщила хозяйка салона, на что товарищ Гилтонас только крякнул.

А чего это она вычетом из жалованья пугает? Мы же договаривались, что жалованье ее помощнику стану платить я. Или из педагогических соображений? Тогда пусть, ладно.

Слегка успокоившись, мышка-норушка сказала:

— Георгий Иванович, вы потом это чудовище в мусор отнесите.

— Так чего же — сразу и в мусор? — хмыкнул я. — Пусть лежит, хлеба не просит. Может, как-нибудь позже, старая краска понадобится, наскребем. Или холст пригодится.

В ближайшее время ни холст, ни тем более краски, соскобленные с холста, пригодится не смогут. Но вдруг, в будущем? Зачем кидаться старинными картинами, пусть и утратившими свой рисунок? Вот только, просушить бы ее надо, а иначе плесень окончательно все сожрет. Тут уже и технологии двадцать первого века не помогут.

Мария посмотрела на сверток, который она только что пинала, другими глазами.

— Думаете, стоит ее в Петроград отправить?

— В Петроград отвозить смысла нет, — отмахнулся я. — Там у нас нынче своего такого добра хватает, пусть тут лежит.

Ну да. Сколько старых, выцветших и обсыпавшихся полотен нынче валяется в разгромленных усадьбах, да гниют в подвалах? А если к этим безымянным и безликим холстам проявить немножко любви и терпения, то могут получиться вполне приличные «голландцы», да и французы-академисты пойдут. В России народ талантливый живет, а с Русским музеем и Третьяковской галереей я уже договорился. Надо дать задание Трилиссеру — пусть начинают собирать старые полотна и сортировать их по времени написания. И хранилище нужно подыскать, чтобы краски окончательно не обсыпались.

Это в моем времени станут искать пейзажи каких-нибудь захудалых немцев, потом «перелицовывать» и ввозить в Россию под видом полотен Шишкина. А в Европе ценят своих мастеров. Так и ладно, и хорошо. И Делакруа подыщем, и Энгра.

— Георгий Иванович, вы пока можете погулять сходить, немножечко дух перевести, — разрешила Мария, кивая помощнику на дверь и тот, понимая, что хозяйке понадобилось поговорить с начальством наедине, вышел.

Как только дверь за помощником закрылась, Мария заперла ее на замок.

— Надо табличку завести: «Fermé pendant 15 minutes», — посоветовал я. — И хитрость в том, что никто не знает — когда эти минуты отсчитывать.

— Хорошая идея, — рассеянно кивнула девушка. — Завтра же и закажу.

— И что вы такое собирались мне сообщить? — поинтересовался я. — Не иначе, опять приходил лысый человек с бородой?

— Этот не приходил больше, может потом придет, Георгий Иванович присмотрит, — отмахнулась мадмуазель Семенцова, а потом сказала. — Вам брат привет передавал и просил сообщить, что ваша доля — семьдесят тысяч долларов. Он вам их в самое ближайшее время с надежным человеком пришлет. Не хочет через банк такую сумму переводить.

— А что, Андрей из Америки вернулся? — удивился я, не спрашивая — откуда взялась какая-то моя доля? А у Семенцовых какие-то свои расклады и свое понятие о честности. Вот, за это-то я их и уважаю.

Но против семидесяти тысяч долларов возражений нет. Такая сумма и в моем мире вполне приличная, а здесь вообще огромная.

— Письмо прислал, а еще мне на расходы тысячу долларов.

— А как он вообще узнал, что младшая сестрица в Париже?

— Так он не знал, но у нас здесь друзья папаши живут. Вот, через них и списались, — пояснила Мария. — А письмо, в котором он вам поклоны передает, а мне деньги только неделю назад пришло. Вам ведь уже доложили, что я из гостиницы съехала?

Я покивал. Понятно, откуда у мышки-норушки деньги на квартиру в престижном районе Парижа. Тысяча долларов — это теперь уже шесть тысяч франков, а то и семь. За курсом не слежу. Девушка могла их с чистой совестью истратить на съем жилья.

А семьдесят тысяч долларов очень кстати. Я на доллары жулика Семенцова винтовки для ИРА и куплю. Подождите-ка… А зачем же мне самому покупать? Просьба от Коминтерна вообще-то секретная, но мне все равно придется посвящать в этот секрет других людей. А Семенцовы — хоть брат, а хоть сестрица, секретами уже увязаны, словно новогодняя елка мишурой. Андрея уже раз пять можно расстреливать, а сестрицу посадить года на два, на три. А про себя я вообще молчу.

— Мария Николаевна, а вы не могли бы связаться с братом?

— Могу. Можно телеграмму отправить. Телеграмма за пару часов дойдет, но еще доставка. Часов пять. А что нужно?

— Мария, если я попрошу вас связаться с братом и попросить его от моего имени купить на всю мою долю двадцать тысяч винтовок, а к ним по двести патронов на ствол — это возможно?

Мадмуазель Семенцова задумалась. Но ненадолго, буквально на полсекунды. Пожав плечами, сказала:

— Написать я ему напишу, попрошу — это не проблема, но вот как он потом станет выполнять поручение?

— Телеграмму отбить… — начал я, а потом замолк. А что указать в телеграмме? Текст, типа: «Дорогой брат вск Явился мой бывший жених тчк Его кузина ИРА хочет открыть швейную мастерскую в Британии и просит закупить двадцать тысяч швейных машинок можно старых и по двести иголок к ним тчк Купи и вышли поближе к швейной фабрик тчк Адрес пришлю».

Нет, даже если такая телеграмма уйдет, не привлекая внимание французских спецслужб, сам Андрей станет ломать голову — что и как.

— Напишите ему письмо, — решил я. — Мол — Кустову нужны двадцать тысяч винтовок для Ирландской революционной армии, а еще двести, а лучше четыреста тысяч патронов к ним. Нужно зафрахтовать судно либо под ирландским, либо под исландским флагом и организовать доставку поближе к Ирландии. Письмо за сколько времени дойдет до брата?

— Суток за десять. Но если оплатить авиапочту, то за неделю, — ответила Мария.

— Оружие лучше всего закупать от имени какой-нибудь латиноамериканской фирмы. Якобы, для Аргентины. А судно…

— Олег Васильевич, да что вы так волнуетесь? — улыбнулась Мария. Подойдя ко мне поближе, она погладила меня по руке. — Если Андрею поставить задачу — он ее выполнит. И винтовки закупит, и судно подберет, какое нужно. Мы потом телеграммами сообщим — куда подвозить и когда встречать. Только, я вам кое-что хотела напомнить…

— А что именно? — поинтересовался я, уже перебирая в уме — куда же отправим пароход с оружием? — Или подошло время выдачи вам жалованья? Так вроде, две недели назад выдавал. Но я готов.

Я, было, полез в карман за франками, но Семенцова-младшая меня остановила.

— Вы так и не выполнили свое обещание, данное в Петрограде. Хотите оружие — выполняйте.

— А что за обещание-то такое?

— Ну, товарищ начальник, не придуривайтесь, вы все поняли.

И впрямь, я все понял. И оружие нужно добывать, и обещание надо бы исполнять. А я вообще-то обещал? Не помню. А еще у меня жена, которой я не хочу изменять. Шантажистка, блин.

— Так ведь не здесь же? — сделал я слабую попытку отсрочить неминуемое. Может, ну его к лешему, Андрея Семенцова? Купить списанные Маузеры у бошей? Но я уже тайну раскрыл. А Семенцова-младшая девица упрямая.

— Конечно не здесь. Но до моей квартиры десять минут, если не спеша. Вы же наверняка уже мой адрес знаете? Небось, даже заплатили? Эх, зря потратились. Сейчас Георгия Ивановича позовем, он в салоне посидит. Думаю, больше ничего ненужного не купит, а продавать он уже научился.

Глава 5

Новые кадры

Мужчины, хотя бы раз изменившие любимой жене, меня поймут. Накатилось чувство вины не только перед Наташей, но и перед всем миром. Стыдно показаться на глаза своей женщине. Так и кажется, что она все поймет, догадается, сделает выводы и все такое прочее. И еще стало казаться, что все мои подчиненные знают, что начальник сходил налево. Вон, пронзают меня глазами, а сами, небось, шушукаются. Но это уже мои домыслы.

Странно, но раньше за мной такого не водилось. Просто, в том мире я супруге не изменял. И не по причине своих высоких моральных установок, а из-за простой брезгливости и трусости. С женщиной, которой можно доверять, не стоит связывать себя