Шрифт:
Закладка:
— Что с тобой, моя верная Аниска?
— Ox, — сказала Аниска. — Истомилась я вся. Дома-то небось каждую субботу в баньке парилась, а теперь, поди, целый месяц ни разу как следует не мылась.
— Ах, — сказала Анна Ярославна. — И я бы помылась, ты бы мне спинку поскребла. А то, по здешнему обычаю, всякими благовоньями прыскаешься, а мыться не приходится. Да и негде.
— А я знаю где, — сказала Аниска. — Вот ручеёк-то какой чистый течёт. Только очень уж мелко, по колени не будет. А подальше пойти, он небось станет поглубже, хватит и по шейку.
Анна Ярославна обрадовалась, захлопала в ладоши, воскликнула:
— Ах, пойдём поскорей!
— Лучше верхом поедем, — сказала Аниска. — Может, придётся подальше пойти — ножки у тебя притомятся.
Побежали они к конюхам, велели поскорей седлать Лебедя и Ворона. А Амальфея Никитишна услышала и спрашивает:
— Вы куда собрались?
Аниска отвечает:
— У нас аппетит совсем пропал, про еду вспомнить противно. Думаем немножко погулять. Верхом-то нас протрясёт, авось есть захочется.
— Погуляйте, — говорит Амальфея Никитишна, — Только далеко не забирайтесь. Когда завтрак подадут, я пошлю за вами пажа Пертинакса.
Сели они на коней, поехали по течению ручья и вскоре нашли глубокое место. Такое хорошее, будто его нарочно для их купанья приготовили. Воды достанет под самые подмышки, вода прозрачная, на солнце нагрелась. Дно чистое, видно, как там рыбки взад-вперёд шныряют и цветные камушки поблёскивают. Кругом ива и бузина густо разрослись. Стоят зелёной стеной, от чужого любопытного глаза надёжно укрывают.
Вот они разделись, попрыгали в воду, плескаются, друг другу спинки песком потёрли, покупались вволю и вышли на берег.
Аниска и говорит:
— Дай мне твоё французское платье разок примерить как оно мне будет к лицу? Может, я в нём покрасивей стану.
Анна Ярославна засмеялась и говорит:
— Моё платье на тебе не будет вида иметь. Плечи у тебя широкие, как у мужика, и нос курносый. Но ты не огорчайся, я тебя всё равно люблю.
— А если любишь, — говорит Аниска, — позволь мне хоть разок в твоём платье покрасоваться! Конечно, мне далеко до тебя и второй такой раскрасавицы на всём свете не сыскать. А всё же хочется мне хоть разок полюбоваться на себя. Примерю я твоё французское платье, посмотрюсь в воду, как в зеркало, и поскорей сниму. Не бойся, я осторожно — не порву!
— Чего мне бояться, — говорит Анна Ярославна. — У меня таких платьев много. Хочешь, так меряй.
Сама помогла платье натянуть, сама ей на спине зашнуровала, Аниска просит:
— Дай мне ещё твой золотой венчик на голову вздеть, чтобы уж всё было одно к одному.
Анна Ярославна сняла венчик, сама Аниске на голову надела, волосы ей поправила.
Тут Аниска вдруг как отпрыгнула от неё, побежала к коням, да не к своему Ворону, к Анны Ярославниному, к белой Лебеди. Вскочила она в седло, плетью коня хлестнула и ускакала.
— Куда ты? — кричит Анна Ярославна, а уж Аниска далеко. Не видать её.
Прискакала Аниска на дорогу, по которой им предстояло днём путь продолжать. Здесь она придержала поводья, пустила коня шагом. Едет она, исподлобья на придорожные кусты поглядывает, а сама белая как полотно, вся дрожит, и зубы стучат. Едет Аниска и думает:
«Узнают меня или не узнают? И что-то со мной сделают? Убьют иль живу оставят?»
И вдруг из-за поворота дороги выскакивают четверо незнакомых мужчин. Доспехи на них кожаные, большие мечи на перевязи висят. Лица закутаны шарфами по самые глаза, у одного из-под шарфа рыжая борода торчит. Схватили они белую Лебедь под уздцы, рыжий накинул на Аниску свой плащ, всю её с головой закутал, запеленал, так что ей не шевельнуться, не вздохнуть, не крикнуть.
Один из них посадил Аниску перед собой в седло, рукой крепко придерживает, чтобы она не могла вырваться. А она и не рвётся, смирно сидит. Они гикнули на коней, как помчались.
Сидит Аниска смирно, ничего ей под плащом не видно, куда это её везут. А сама думает:
«Хорошо, что Пертинакс про предательство подслушал, как готовится на дороге засада, Анну Ярославну выкрасть. Хорошо, что злодеи не признали меня и по платью приняли за княжну. Лишь бы подольше не признали, чтобы Анна Ярославна успела опасное место проехать. Ах, что-то со мной тогда будет? Что-то со мной сделают?»
Глава одиннадцатая
ШЁЛКОВЫЙ ШНУРОК
усты трещали, ветки свистели — кони вихрем пронеслись по лесу. Потом поскакали по мягкой земле, кругом шумели колосья — видно, не разбирая дороги, топтали спелую ниву. Потом остановились, затрубили в рог. Загрохотали цепи — наверно, спустился подъёмный мост. Копыта зацокали по каменным плитам.Тут Аниску сняли с седла, внесли в дом, положили на скамью и оставили одну.
Она повозилась, повертелась, выпуталась из чёрного плаща. Смотрит — помещение большое, вроде пиршественного зала, а порядку в нём не видать. На каменных стенах богатые ковры, а сквозь прорехи сквозняки дуют. По углам паутина нависла пыльными шатрами. На полу ногами наследили и не подметено — объедки валяются. Видно, где пировали, там кости на пол плевали, а нет того, чтобы за собой прибрать. И что это за люди в таком свинюшнике живут?
Тут в дальнем конце залы открылась дверь, и вошла дама в богатом, расшитом гербами платье. За ней семенил маленький паж, в обеих руках нёс тяжёлый шлейф её платья.
Увидев Аниску, дама ускорила шаги, и паж споткнулся о большую говяжью кость. Дама обернулась на ходу, ударила пажа по лицу и, подбежав к Аниске, низко присела и сказала:
— Приветствую вас, прекрасная принцесса! Надеюсь, вы доехали благополучно?
Аниска, сообразив, что и как сказала бы Анна Ярославна, ответила небрежно:
— Ваши слуги непочтительные грубияны.
Дама испугалась и быстро спросила:
— Это который же? С рыжей бородой или с сивыми усами? Лысый или плешивый?
Аниска гордо ответила:
— Стану я глядеть на их лица! Вы, может быть, не знаете, что я невеста французского короля!
Вы ошибаетесь, прекрасная принцесса, — ответила дама с хитрой улыбкой. — Вы теперь невеста моего сына, графа Рауля.
И в самом деле дама была похожа на Рауля, только, конечно, постарше. Такая же лупоглазая и нос крючком. Дама заискивающе улыбалась и говорила:
— Мой сын Рауль полюбил вас с первого взгляда. Он сам мне признался, что при виде вас раскалённая стрела пронзила его сердце. С тех пор он не ест