к ним, поклонилась и говорит:

— Можно, я у вашего костра посижу, отдохну недолго, а вы мне объясните, правильно ли я иду в город, не заблудилась ли?

Они говорят:

— Садись. Сейчас жаркое поспеет, мы тебя угостим.

Сидят они, смотрят, как коза румянится, жир на угольях шипит.

Один из них и говорит:

— Как тебя зовут и зачем тебе надо в город?

Она отвечает:

— Зовут меня Аниска, а в городе меня подруга ждет.

Он говорит:

— А я Жано, по прозвищу Срежь-кошелёк.

Второй говорит:

— Я Жако — Трах-по-голове.

Третий говорит:

— Я Мельхиор — Нож-в-бок.

Тут она поняла, куда попала, скорей вскочила, хотела убежать, а они её за руки схватили и опять посадили на место.

Она взмолилась:

— Добрые разбойнички, не убивайте меня. Вам от этого никакой пользы не будет, а меня подруга в городе ждёт.

Они смеются и говорят:

— Зачем нам тебя убивать? Мы честные разбойники. Бедных людей не трогаем, а грабим тех, у кого есть что взять.

— Тогда, — говорит она, — отпустите меня.

— Нет, — отвечают, — не отпустим. Живём мы тут без женской заботы. Все обносились, камзолы у нас драные. Сшей нам по новому камзолу — тогда отпустим.

— Из чего ж я вам камзолы сошью? — спрашивает Аниска. — У меня ничего нет.

— Это не твоя забота — у нас найдётся. Вот поужинаем, а там ты с нас мерку снимешь и с утра сядешь за работу.

Поели они и Аниске дали. Затоптали костёр, взяли её за ручки и отвели в пещеру. А там всякого добра целые горы навалены — и фламандские сукна, и византийские дорогие оксамиты. Чего только нет!

Нашлись и ножницы — золотые кольчики, и костяной игольник с золотой иглой, и золотой напёрсток: у домовитой горожанки вместе с поясом отняты были. А ниток нет. Расщипали они шёлковое покрывало на нитки, дали ей, а сами ушли и тяжёлую дверь заперли за собой на замок.

С утра Аниска села за работу. Весь день шила, не разгибая спины, и к вечеру первый камзол кончила. Срежь-кошелёк померил и похвалил. На второй день она сшила второй камзол. Через двенадцать дней все двенадцать готовы.

Она говорит:

— Я всё по уговору выполнила. Теперь отпустите меня. Меня в городе подружка ждёт.

— Дольше ждала, меньше осталось. Не можем мы тебя отпустить. Скоро зима, а у нас нет тёплых плащей Без плащей, в камзолах, мы замёрзнем и заболеем. Ты уж нас пожалей, сшей нам по плащу. Тогда отпустим.

— Из чего же я вам тёплые плащи буду шить? У меня нет ничего.

— А это не твоя забота.

Притащили ей мехов целую гору. Тут и беличьи шкурки, и пышный бобровый мех — проезжего купца ограбили.

Вот Аниска села, сидит, шьёт, спины не разгибает. И через двенадцать дней сшила все двенадцать плащей. Она говорит:

— Теперь я всё по уговору выполнила. Отпустите меня в город, меня подружка заждалась.

— Дольше ждала, меньше осталось. Мы тебя отпустим, кто же нам старые камзолы залатает?

Села она камзолы латать. Не простые заплатки кладёт, а старается покрасивей. Одну заплатку вырезала полумесяцем, другую сердечком, третью цветком ромашкой, четвёртую лучистой звездой. Сама латает, а про себя думу думает:

«Неужто в родной дом не вернусь, неужто не свижусь с отцом да с братиками. И Анка-подружка меня заждалась. Скоро и ждать перестанет. Как мне отсюда выбраться? Добром меня не отпустят. Притворюсь, что мне уходить не хочется».

Разбойники к ней привыкли, обращаются очень хорошо, только из пещеры не выпускают. Срежь-кошелёк приносит ей лесные ягоды. Трах-по-голове выбирает ей за ужином лучшие куски. Нож-в-бок поймал живую белочку, принёс за пазухой, только рыжий хвостик наружу торчит. Подарил Аниске, чтобы ей в пещере не скучно было.

Наложила она заплаты на все двенадцать камзолов. Они на них любуются, насмотреться не могут, говорят:

— Какая же ты мастерица! Нам такой второй вовеки не найти.

Она отвечает:

— Заплаты неплохие, а камзолы-то грязные. Постирать бы надо, а воды нет.

— А это не твоя забота. Мы тебе воды натаскаем.

— Нет, — говорит Аниска. — Эта вода не годится. Надо мне проточную воду, чтобы грязь подальше унесла. Надо мне песок, чтобы пятна оттереть, надо мне крепкий древесный сук, чтобы пыль выколотить.

Они говорят:

— Это надо в лес идти, к ручью.

Отомкнули они тяжёлый замок, распахнули двери, выве её из пещеры. Она щурится от солнечного света. А весь золотой и багряный — осень уже наступила.

Привели разбойники Аниску к ручью, сами сели на бережку, сторожат, а она стирает, старается. Трёт камзо песком, древесным суком, будто вальком колотит. Отстирала первый камзол, показывает:

— Хорошо ли?

— Ох, хорошо, лучше не бывает.

Взяла она второй камзол. В ручей опустила, песком трет, древесным суком колотит. Отстирала.

— Хорошо?

— Ох, хорошо!

Взяла она третий камзол, опустила в воду, зовёт:

— Трах-по-голове, подойди-ка сюда!

Он откликается:

— Чего тебе?

А она:

— Да подойди ты поближе!

Он подошёл, а она как размахнётся и древесным суком его трах по голове.

Сук пополам, голова цела. Разбойники хохочут!

— А ну-ка, ещё разок попробуй!

Трах-по-голове трёт голову рукой и тоже смеется:

— Ещё тот сук не родился, чтобы мою башку расквасить.

А Аниска чуть не плачет, размахивает обломком, кричит:

— Настоящие вы разбойники, совести у вас нет! Я двенадцать плащей смастерила, двенадцать камзолов сшила, двенадцать починила и ещё три отстирала. Остальные сами достираете, небось руки не отвалятся. Не стану я о вас заботиться, раз вы обещались меня отпустить, а сами слово не держите.

Разбойники посмеялись досыта и говорят:

— А девчонка-то права. Нехорошо мы поступили. Впрямь по-разбойничьи. Смастерила она нам двенадцать плащей, двенадцать камзолов сшила, двенадцать починила, три постирала. Уговор дороже денег. Отпустим её.

И отпустили.

— Уходи поскорей, как бы мы не передумали!

Глава пятнадцатая

ПОЛЁТ

еожиданно деревья расступились, и Аниска увидела невдалеке городок и прямую дорогу, по которой горожане ездили за дровами. У Аниски от радости сердце подпрыгнуло в груди, и она скорей побежала по дороге.

Она столько раз повторяла разбойникам, что в городе ждёт её Анна Ярославна, что сама этому поверила и теперь очень торопилась поскорей встретиться.

Внезапно подул холодный ветер, набежали тучки и пошёл дождь. И не успела Аниска вскрикнуть, когда первая капля упала ей за шиворот, как уже дождь пролился пеленой, будто там наверху прорвало плотину. И не успела Аниска опомниться, как вся насквозь промокла, а пронзительный ветер