Шрифт:
Закладка:
«Вот так же и мы... — думал Малиновский. — Вот так же надо и нам... Иначе не победить. Иначе — вечный позор...»
Ему вдруг захотелось именно с этого воспоминания и начать заседание Военного совета, но он тут же отогнал от себя заманчивую мысль. Сейчас более подойдут простые, скупые, суровые слова, сейчас не до художественных символов.
Малиновский, ощутив в себе небывалую прежде решимость, вошёл в блиндаж.
Там, после яркого солнца, трудно было различить сидевших за длинным столом, сколоченным из неструганых досок, генералов и офицеров. Но постепенно глаза свыкались с полумраком и лица собравшихся приобретали всё более рельефные очертания. Командующий фронтом пристально вглядывался в них: сейчас ему предстояло обнародовать горькую, беспощадную правду сталинского приказа.
Он начал читать приказ без всякого вступления, громко, отчётливо, не прибегая к патетике, будто он сам только что написал его. Слова падали в глухую тишину блиндажа.
Это заседание Военного совета было самым коротким из всех, когда-либо проводившихся. Не было и прений, только распределение обязанностей — кому, что и как надлежит незамедлительно сделать, когда доложить об исполнении.
Все присутствующие внимательно, озабоченно вслушивались в то, что говорил их командующий, и только член Военного совета Ларин, старый друг, насторожил Малиновского своей мрачной подавленностью. Он выглядел как человек, которого Сталин назвал по имени в числе тех, кто своими настроениями оказывает прямую помощь врагу и, таким образом, совершает преступление перед Родиной. Назвал в числе тех, кто не пресекает предательские действия трусов и паникёров, а как бы поощряет их намерения.
Чтобы отвлечь Ларина от невесёлых мыслей, Малиновский предоставил ему слово первому.
Тот нехотя, с трудом встал, тяжело опираясь ладонями о дощатый стол, и некоторое время не мог произнести ни слова. Все с удивлением смотрели на него: Ларина знали как человека не трусливого, всегда излучавшего оптимизм, умевшего вселить в бойцов и командиров веру в победу.
— Такого приказа ещё не было, — наконец заговорил он, едва шевеля обветренными, потрескавшимися губами и широкой ладонью смахивая с почерневшего от загара лба пот. — Да, мы своим благодушием и беспечностью заслужили такую оценку товарища Сталина! — Эту фразу Ларин произнёс уже громче, с надрывом, почти истерично. — И прежде всего я как член Военного совета! Моя вина в том, что у нас есть трусы и паникёры! Моя вина в том, что наш фронт отступает... нет, не отступает, а бежит, бежит в панике! Моя вина в том, что войска нашего фронта покрыли свои знамёна позором! И за это меня следует немедленно отправить в Ставку, чтобы я держал ответ перед товарищем Сталиным!
— Подождите, товарищ Ларин, — Малиновский впервые назвал старого друга не по имени-отчеству, как это было принято, а по фамилии. — Зачем же вы так? Виноваты не только вы, виноват в первую очередь я как командующий фронтом, мы все виноваты, и главное сейчас не каяться, а быстрее выправлять положение. Ведь собрались мы здесь не для того, чтобы на своей груди тельняшки рвать, а чтобы выработать чёткий и эффективный план действий, который бы привёл к неукоснительному выполнению приказа Верховного Главнокомандующего. Первое, что необходимо сделать немедленно, — это довести приказ до каждого бойца и командира...
— А как его довести? — Казалось, Ларин пропустил мимо ушей всё, что говорил командующий, и услышал только его последние слова. — Вчера я был на переправе, на Дону, — заговорил он торопливо, будто опасаясь, что командующий прервёт его. — Переправу беспрерывно бомбят немцы. А наши строят мост. Бросать работу даже во время бомбёжек категорически запрещено. Темпы строительства — сумасшедшие, словами не передать. К вечеру мост был готов, войска рванули по нему. Опять же, куда? На восток! — выкрикнул Ларин. — И это в то время, когда мы получили приказ товарища Сталина! А ночью из штаба армии шифровка: к пяти ноль-ноль взорвать этот самый мост к чёртовой матери, чтобы не дать немцам пройти на восточный берег Дона! Вот какая комедия получается!
— В данной ситуации — не комедия, а трагедия, — ввернул реплику начальник войск связи фронта Леонов. — И что вы предлагаете? Оставлять мост немцу? Чтобы он у нас на хвосте сидел?
Ларин словно не услышал вопроса.
— Взорвать? Для этого нужно заминировать каждую опору. Или хотя бы через одну. Сколько для этого нужно тола?
— А противотанковые мины на что? — спросил кто-то из присутствовавших.
— Мины надобно крепить, — бесстрастно отреагировал Ларин. — А гладкой проволоки нет. Надо крепить колючей. Кто из вас возьмётся колючкой крепить? А ещё нужен электропровод, детонирующий шнур.
— Товарищ Ларин, мы отвлекаемся от главного вопроса, — остановил его Малиновский. — Сейчас это просто непозволительно. Мы же собрались не детали друг другу рассказывать. Всё это известно.
— Я понимаю, — всё с той же виноватой интонацией откликнулся Ларин. — Я к чему всё это? Скажите, как, например, до инженерно-строительной команды приказ довести?
— Вы, товарищ Ларин, опытный политработник и, надеюсь, сами способны ответить на свой вопрос, — уже строже сказал Малиновский, взглянув на часы. — В нашем распоряжении не более пятнадцати минут. А то мы рискуем оказаться в роли предателей, стремящихся попасть в плен к противнику.
Севший было на своё место Ларин снова вскочил:
— Вчера ехал через станицу — женщины, старики, даже дети смотрят на меня как на предателя и труса. По глазам вижу — проклинают. В ушах до сих пор их голоса: «Куда же вы утекаете, на кого нас покидаете? Яки ж вы вояки!» Как такое можно терпеть?! И мы, выходит, опять бежим? А как же приказ товарища Сталина? Товарищ Сталин ясно сказал: «Ни шагу назад!» И я как член Военного совета этот приказ выполню!
— Да будь вы хоть храбрец из храбрецов, не удержите сейчас немцев, — твёрдо и даже сурово произнёс Малиновский. Ему было искренне жаль вконец растерявшегося Ларина, но довести себя до такого состояния — это слишком!
Родион Яковлевич немного помолчал.
— А теперь — по существу вопроса, — продолжил он. — Надо немедленно приступить к формированию штрафных рот, батальонов и отрядов заграждения. Дело это непростое, тем более в нашей ситуации. Надо учитывать, какие «кадры» туда войдут. Во главе рот и батальонов следует поставить опытных, надёжных командиров и политработников. Приказ № 227 не
