«Ну, раз уж решение принято…»

Ганнибал, разумеется, был в курсе, что семья его в Копенгагене ни за что и никогда не одобрит его выбор и не явится на свадьбу в Дании. Но он вернется домой мужем русской принцессы цирка, как бы ни расценивали его поступок его родственники. Он опьянел от счастья и решимости пойти против воли семьи.

Варинька разбудила батюшку Знаменской церкви, Ганнибал осыпал его купюрами, и тот обвенчал их тем же вечером, единственным свидетелем чего стала плакальщица.

Подробности случившегося в первую брачную ночь нам с Ольгой выудить из Вариньки не посчастливилось. Я, правда, надеюсь, что для деда она выдалась и нежной, и страстной, но сильно в том сомневаюсь. Они поженились в самую темень, на солнцеворот, и на следующий день темнота стала уступать, а свет – прибывать, пусть даже всего на одну минуту. Толковать сию символику можно как кому угодно.

Варинька настояла на том, чтобы самой выправить себе проездные документы и до отъезда в Данию попрощаться с цирком Совальской и своим отцом. А Ганнибалу лучше бы уехать раньше нее. Дед искренне просил разрешения остаться в Петрограде, но обуздать волю Вариньки никому не под силу.

Прежде чем торговое судно отчалило от причала, он на салфетке нарисовал карту Европы и показал Вариньке, где находится остров Амагер.

– Палермская улица. Вот этот дом я куплю!

– Па… лерм… ска… йа?

– Да!

Ганнибал снабдил ее приличной суммой и разборчивыми буквами написал адрес семьи на Амалиегаде. Так что Варинька может телеграфировать ему дату прибытия.

– Да!

И она ушла.

По возвращении в Данию деда ожидало много хлопот. Во-первых, ему понадобился датско-русский разговорник с бо́льшим количеством русских слов, а во-вторых, он наконец-то вышел на адвоката, в ведении которого было и дело о доме на Палермской улице. К облегчению деда, дом все еще был выставлен на продажу.

И вот теперь пробил его час. Теперь, когда он был женат, тайно, разумеется, но все-таки. Будущее находилось в его руках. Это будет феерически колоритный дом. Дом, где кишмя кишат дети. Хорошо бы целая дюжина. И пусть будут и мальчики, и девочки. На всех этажах будут звучать музыка и детский смех. Парящий дом с Варинькой в центре.

Единственное, чего не хватало Ганнибалу, так это экономического вспомоществования со стороны отца. Впрочем, в этом смысле у него были неплохие предчувствия. Дело в том, что теперь, после того как сибирские меха покинули борт торгового судна и начали разгуливать по площади Конгенс Нюторв, отец по-другому стал оценивать способности сына. Похоже, из Ганнибала все-таки можно сделать мужчину, и значит, настало время ему покинуть родительское гнездо. И посему Оптовик решил выдать сыну значительную часть его доли наследства авансом.

Дед купил виллу за неслыханно смешные деньги и сразу же начал приводить ее в порядок. Он приобрел красивую мебель без всяких там финтифлюшек и теперь находился в поисках пианино. Выбор пал на немецкий вариант от Хайдеманна. Струнный инструмент с тонким нежным звучанием, его Ганнибал купил у местного старьевщика, который вообще-то не собирался расставаться с этим пианино. Передняя часть инструмента была украшена серебряной инкрустацией ручной работы, изображавшей двух соединенных между собой лебедей.

– Такого пианино больше во всем мире не найти.

Ганнибал любил символику и купил пианино.

Далее следовало приобрести граммофон с медной трубой и, разумеется, избранные пластинки с музыкой Чайковского, Прокофьева и Рахманинова. Ну и еще шеллаковую пластинку с красивейшими ариями в исполнении одной из новых оперных звезд того времени Энрико Карузо и неаполитанской сопрано Розы Понсель, после чего можно было покинуть магазин.

Ребенком дед играл сонаты и теперь горел желанием петь серенады своей возлюбленной под собственный аккомпанемент.

Шли, однако, месяц за месяцем, но никакой телеграммы от Вариньки не поступало, и, хотя Ганнибал продолжал репетировать на пианино от Хайдеманна, он все же боялся, что она так и не появится в Копенгагене. Он написал ей письмо на совершенно беспомощном русском, отправил его на адрес цирка Совальской, но ответа не получил.

Каждый день после работы Ганнибал ходил в порт и высматривал Вариньку. И каждый вечер желал спокойной ночи черноглазой девушке с лебединой шляпкой на голове на фоне церкви с луковичными куполами.

И однажды, не прошло и четырех месяцев и трех дней после их прощания в Петрограде, он увидел ее. Она сидела перед большим русским торговым судном на железной причальной тумбе и болтала ногами. Сидела с раннего утра, уверенная, что Ганнибал наверняка отыщет ее.

– Варинька! Варинька! – вскричал он и бросился к ней, размахивая руками.

Она поднялась и пошла ему навстречу, подхватив лежавший рядом с тумбой драный вещевой мешок. Но она не стыдилась ни мешка, ни морщинистых чулок. Варинька казалась еще меньше ростом, чем ему помнилось по Петрограду, но она глядела ему прямо в глаза, непохожая ни на кого из тех, кого он знал или с кем был когда-либо знаком. Ни шляпки, ни шубки на ней не было, но он не стал задавать ей лишних вопросов.

Дед был просто до безумия рад снова увидеть свою Вариньку, он поднял и весело закружил ее, но что-то заставило его снова поставить ее на землю.

Ее отец Игорь умер. Цирк Совальской прогорел. Это то, что Ганнибал понял по ее жестам и односложным словам, но, как ни странно, события эти не шибко трогали ее, и она не желала о них больше рассказывать. И вот Варинька стояла перед ним все в том же платье с пятном на спине и в основном молчала.

Ганнибал набросил свое пальто на плечи Вариньки, подобрал ее мешок, нанял дрожки и повез ее домой, в тепло. Домой на улицу Палермскую.

– А вот и он, – улыбнулся Ганнибал и взмахнул рукой.

Да, это был он. Варинька разглядывала казавшийся ей дворцом белый особняк со сверкающей черной черепичной крышей. Напротив раскинулась плантация цветущих тюльпанов. Варинька кивнула.

Дом был о трех этажах, считая с подвальным. Окна гостиной выходили в старый сад, а в углу, за пианино от Хайдеманна виднелся камин высотой в человеческий рост, украшенный изразцами, расписанными от руки журавликами. Главная достопримечательность дома – балкон на втором этаже – была словно специально создана для философских бесед Вариньки и Ганнибала нежными ночами под летними звездами. Сад представлялся огромным, его окаймляла широкая живая изгородь из кустов шиповника. В саду произрастали дикорастущие вьющиеся растения, крыжовник, корявая яблоня о семи ветвях и, как la grande finale[6], плакучая ива, дарящая обильную прохладную тень