l > z (ротацизм).

У нас есть гипотеза, что мена l > m тоже осуществима, благодаря сложному звуку, отчести передаваемому сочетанием ml, которое упрощалось: ml > m; ml > l.

В свою очередь, [r] изменяется следующим образом:

r > n > d > t > k далее [k] может быть палатализован уже описанными путями;

r > s(z) и дальнейшая палатализация;

Только увязанные таким образом в мотивированные фонетически серии, многообразные мутации звуков могут быть объяснены и использованы для реставрации утерянных словоформ.

Рисунок 2 — Мутации звука [l]

В следующей таблице собраны изоглоссы с исходным корнем mar* (гласная может быть любая), распределенные по тематическим группам.

Таблица 3. Фонетические соответствия для корня mar*

Еще несколько примеров, не вошедших в данные тематические серии:

vir (жизнь, сила, лат.) — парень — барин — сэр — ар (человек, мар.)

морда — пасть — кусать

марр (идти, саам.) — переть — карэ (нести, молд.) — гял (прийти, тюрк.)

перт (дом, мар.) — курте (двор, молд.) — ораш (город, молд.) — ош (город, эрзя), горт (двор, ненец.)

борзый — куражос (храбрый, молд.) — дерзкий

Выводы

Какие же выводы можно сделать на основании этой таблицы?

Корень mar* очень широко представлен в евразийских языках.

Палеоазиатские (эвенкийский, нивхский), финно-угорские (марийский, саамский, карельский, вепсский, эрзя), русский, литовский и молдавский сохранили относительно большее число лексем в исходной форме. В греческом, латинском, а также перечисленных выше языках происходят мутации m > v > f > p > (-), а мутация p > b (озвончение) свойственна больше тюркским языкам.

Переломным моментом в истории языков был скачок p > k(g) и последовавшая затем палатализация k(g) > h > s > ʃ > ts > dʒ > tʃ. Это произошло очень рано, т. к. примеры таких мутаций можно найти и в санскрите, и в греческом, и в латинском. Но полная палатализация до dʒ/tʃ свойственна больше тюркским языкам.

Другая ранняя мутация: r > n, отличает албанский язык, примеры с таким чередованием нам встретились и в других языках. Сравним, например, албанское nabu (репа) — и русское репа, английское fir (ель) — английское же pine (сосна), испанское moro (холм) — английское mountain (гора). Эта мутация связана с дальнейшим чередованием n > d, и затем оглушением его до [t].

Очень ранней следует считать также мутацию m > n (mare — nero, вода), поскольку гидронимы с обоими вариантами широко распространены (озеро Неро, река Нерль, nero — вода на греческом, с меной n/v — Нева, нива, навигация, невод и т. д.). Чередование n/v зафиксировано уже на уровне алфавита, достаточно сравнить произношение греческой «v» с латинской.

Наконец, чрезвычайно важным оказался скачок m(p) > f > t > d, который отдалил тюркские языки от индоевропейских. Сравним мрамор — dash (камень, тюрк.); марал — черб (олень, молд.), марь (дерево, мар.) — taru (тополь, тюрк.).

Несмотря на различия в грамматическом строе, очевидно, что языки Евразии представляют собой единое смысловое пространство. Морфемы какого-то древнего языка пронизывают его насквозь, преломляясь каждый раз в соответствии с фонетикой отдельно взятых языков, но сохраняя, тем не менее, свою сущность. Традиционно языки делятся на кентумные и сатемные, в которых произошла мутация k > s. А задача палеолингвистики заключается в том, чтобы найти докентумные языки, в которых не успела совершиться мутация p > k.

4.1. Возникающие вопросы

Найденные нами формулы действуют подобно силовым линиям, выстраивая разноязычную лексику в некую систему, по крайней мере, в заданных фонетических и смысловых границах. В своих поисках мы опирались на некоторые положения, которые принимали без доказательств. Между тем все почти, что касается палеолингвистики, является предметом дискуссии. Об этом говорит хотя бы разнообразие этимологий, приводимых к одним и тем же словам в разных источниках. Мы предполагаем, что первоначальные слоги имели вид CV, следующие за ними — CVC. Таковы корневые морфемы в китайском, урало-алтайских языках. Арабский слог из трех согласных — следующий шаг на пути усложнения. Гласные при этом играли роль аффиксов. Г. Вирт соотносил гласные с положением солнца в годовом и суточном цикле: [и] соответствовал весне, утру и нес в себе значения света, радости, подъема. Гласный [у] соответствовал в его системе зиме, полночи и соотносился с тьмой, угрозой и страхом. Гласный [а] отвечал полдню, равновесию, гармонии. Остальные гласные были переходными.

В языке маньчжуров была интересная особенность: род слова определялся по открытости/закрытости гласной в нем. Так, ан — мужское обозначение божества, ин — женское. Этот принцип, как известно, положен в основу китайского членения всего сущего на женские/мужские элементы инь/янь. Если сюда прибавить шаманское трехчленное деление мира (верхний — небесный, средний — для людей и зверей, и нижний — для мертвых и их богов), то к двум гласным для гармонии следует прибавить третью, [у]. Именно этот принцип, который мог лежать в основе самой первой грамматики языка, имел в виду Г.Вирт. То есть слова, обозначающие божеств, правителей и другие священные вещи, содержали гласную [а], для человека и его дел — [у], для недр гор, земли как почвы, для подземных животных — [е, и]. Гласные [о, ы] появились позже, когда смысл древнего членения был забыт.

Казалось бы, логичная, стройная система. Но в современных языках ей ничто не соответствует. Слишком подвижны, пластичны гласные, чтобы на них опираться. В индоевропеистике, однако, основное внимание уделяется как раз гласным.

Далее я обозначу несколько вопросов, связанных с данной темой, и свои попытки на них ответить. Полагаем, лабиализация гласных, палатализация согласных, которая отличает урало-алтайские языки, могла некогда иметь причиной особенность устройства артикуляционного аппарата людей, осваивающих новый для них язык. Но что же заставляло их переходить на чужой язык? Обычно считается, что покоренные народы принимают язык завоевателей, притом не только заимствуют некоторую лексику, но и зачем-то переименовывают все подряд. По крайней мере, так, по словам ученых, было дело в Римской империи, иначе почему тогда европейская лексика построена практически на латинских и греческих корнях? Здравый смысл, однако, подсказывает, что могло случиться и наоборот: завоеватели истребляют воинов, женятся на местных женщинах, а их дети, наученные матерями, говорят на языке аборигенов.