Шрифт:
Закладка:
— Ну, мы пошли! — сказал Ярослав, поняв, что Драган уже не в состоянии продолжать разговор. Он был уверен, что через час Драган сам позвонит ему по телефону и они обо всем договорятся, а в данный момент он не может ни слушать их, ни говорить.
Телефон звонил долго. Наконец Велико протянул руку и взял трубку. Голос у телефониста был хриплый и звучал как-то напряженно.
— Господин капитан, вам приказано немедленно прибыть в казарму к господину Пешеву.
Велико даже не успел спросить, почему его вызывают так рано. Трубку положили. Он знал, что солдаты еще не вставали, что Ярослав страдает бессонницей. Вероятно, что-то взбрело ему в голову. Но почему же в такую рань?
Когда Велико вошел в кабинет Ярослава, утренняя прохлада уже освежила его. Бросив короткое: «Здорово!» — он внимательно посмотрел на усталое лицо Ярослава. А тот даже не ответил на его приветствие. Велико пожал плечами и, выдвинув ящик письменного стола, начал искать там сигареты. В отсутствие Ярослава Велико замещал его и бо́льшую часть времени проводил в этом кабинете. Он выдвинул и второй ящик, но нашел одни лишь спички.
— У тебя нет сигарет? — спросил Велико.
Ярослав снова ему не ответил. Все в отряде, да и здесь, в полку, знали, что он не курит.
Велико заметил, что у Ярослава опухли от бессонницы глаза, и нахмурил брови.
«И зачем только вызывает меня, если у него все не так, как у людей, даже сигареты не найдешь. Аскет, он и есть аскет! — Ему так понравилась эта мысль, что он еще раз пристально взглянул на Ярослава. — Или, точнее, святой! Остается только перекреститься — и готово!»
«Неужели все потеряно? — спрашивал себя в это время Ярослав. — Как это возможно, чтобы он за год дошел до такого состояния?»
«Ну до чего же хочется курить! Просто в горле все пересохло. Нестерпимо жжет. Да и какое у меня может быть самочувствие, если я выпил столько вина?! И что понимает во всем этом наш святой?»
Ярослав молчал. Велико сел у окна, и взгляд его остановился на струйке воды, что вытекала из крана колонки на улице.
«В партизанском отряде он сражался как настоящий дьявол, а теперь?.. Иногда так и хочется пустить в него пулю. От него несет плесенью!» — Теряя самообладание, Ярослав отвернулся, чтобы успокоиться.
Велико тоже потерял терпение. Его жизненное кредо воплотилось в неписаном, но твердо установившемся правиле: «Если ты не нанесешь удар, то тебя ударят. Поэтому всегда бей первым». И Велико встал.
— Зачем ты меня вызвал? Чтобы вместе посидеть и помолчать?
— Вчера ты ударил унтер-офицера, — начал издалека Ярослав.
— А-а, так вот в чем дело! — В голосе Велико прозвучала ирония. — Значит, если я буду бить каждого гада, пролезшего в наш полк, ты, чего доброго, предложишь меня расстрелять?
— Ты потребовал от офицеров, чтобы они беспрекословно подчинялись тебе и ставили тебя в известность о каждом отданном ими приказе, — продолжил Ярослав.
— Это казарма, господин майор, а не клуб бильярдистов. Всем должно быть известно, кто здесь командует — мы или они, — выпалил одним духом Велико. Он понял: если позволит Ярославу задавать ему вопросы, то получится, что он виноват, и ему придется или соглашаться с обвинениями, или опровергать их. Он понял, что Ярослав чем-то смущен. — И если ты хочешь, чтобы мы остались друзьями, то лучше не вмешивайтесь в те дела, которые тебе не ясны. Правда, ты считаешься заместителем командира полка. Но ведь правда и то, что ты появляешься здесь раз-другой в месяц. Обстановку знаем мы, потому что всегда находимся среди солдат. А там, где жизнь, там и возникают противоречия. Там мелькают улыбки, но может прозвучать и пощечина. Там объявляются приказы и происходят столкновения с классовым врагом. Не успел я ступить на порог, как ты начал меня отчитывать. Раз мы встретились впервые за две недели, ты расспроси меня, как человек, помоги, если можешь. Как ты думаешь, до чего мы докатимся, если начнем вставлять друг другу палки в колеса? — Велико говорил не умолкая, ровным голосом, размеренно, и его бас звучал весьма убедительно. Он остановился на мгновение, чтобы перевести дух и понять, какой эффект произвели его слова, и только приготовился продолжать, но тут Ярослав, подав ему лист бумаги, произнес:
— Прочти вот это! — и будто бы поставил точку в их разговоре. Так, по крайней мере, могло показаться на первый взгляд. Однако Ярослав сделал это, чтобы принять лекарство, которое он достал из портфеля.
«Столько вокруг девушек, — думал Ярослав, — а он, как клещ, присосался к замужней женщине... Драган прав. Ведь эта женщина готова и купить и продать нас, даже глазом не моргнув. Вместо того чтобы решительно порвать с ней, он еще раздает пощечины. Он просто обезумел. Пьет и впадает в неистовство. Может ли такой человек правильно рассчитать свои силы? Позволяет себе рассуждать о новых временах, а сам спит с женой человека, до недавнего времени бывшего его хозяином. Как он может? — Ярослав принял последнюю пилюлю, краем глаза следя за Велико. — Он забыл стыд, потерял совесть, а еще требует уважения к себе...»
Лист бумаги дрожал в руке Велико. Он читал, перечитывал письмо не потому, что не понимал, о чем там идет речь, а просто хотел выиграть время. Он никому не говорил об их любви с Жасминой, а выходит, они все знали и о встречах, и о том, как все началось... И они осуждали его, осуждали и ее. В письме говорилось, что он презрел общественные нормы морали, что он подает плохой пример, что у него неправильный классовый подход. Строчки обвинения множились и способны были убедить и самого несведущего человека в том, что он, Велико, совершает преступление. Ну что он мог бы ответить, что сделать? Только смять эту бумагу и плюнуть на их нормы поведения, на их заботы
