Шрифт:
Закладка:
— Отдыхаю. Рисую. — Она пожала плечами. — И не хочу думать ни о чем серьезном.
— Да мы с тобой братья по разуму. Я тоже не хочу. Думать. Вообще, поверишь? Слишком яркое солнце, я ослеплен и таю, как мороженное.
Говоря это, он снова пропустил сквозь пальцы рыжий локон и коснулся зарозовевшей скулы.
— Для мороженого ты слишком горячий, — сверкнула глазами она и этак лукаво усмехнулась.
— Да-а… пора бы слегка охладиться.
Он не очень-то понял, чему они оба засмеялись, да и думать в самом деле не хотелось от слова совсем. Кажется, это лето имело шанс стать не таким уж поганым, несмотря на барские замашки Олега и золотую лихорадку Льва. Да к черту их обоих вместе с гребаным чесом и сотней корпоративов! Перед ним — самая изумительная женщина на всем чертовом побережье, от нее пахнет солнцем, морем и жасмином, ее губы так близко…
Нежные, горячие, отдающие шоколадом губы, и она так сладко стонет прямо ему в рот…
Из наваждения его вырвал удар по плечу. И тут же — маленькая ладонь, с немаленькой силой упершаяся в грудь.
Он нехотя отстранился от сладких губ, открыл глаза…
— Это ты называешь охладиться? — Она раскраснелась и метала глазами молнии.
Он кивнул, улыбаясь, как дебил:
— Ага. Это все ваше солнце. Оно меня стукнуло. — Он для убедительности коснулся собственной раскаленной макушки, изобразив шипение пара, и тут же сделал большие невинные глаза. Как в детском саду. — Мне срочно требуется помощь.
— Бедняжка, — покачала головой Карина. — Сейчас вызову скорую. Или достаточно будет окунуть тебя в фонтан?
— Фонтан — это мелко. Но я согласен на поцелуй.
Она попробовала снова возмутиться, но не выдержала — и рассмеялась. Пожалуй, он был не прав. Она — не самая лучшая женщина на всем побережье. Она — лучшая в мире.
— Ладно, — сказала она, отсмеявшись. — Я тебя поцелую. Потом. Если захочешь.
И горделивым движением закинула край белого полотенца на спину, словно это был шелковый шарфик Остапа Бендера.
Да. Совершенство. Наконец-то ему повезло.
— А чего ты хочешь?
— Хочу прокатиться на единороге
по радуге. А ты?
— Нормальных человеческих отношений.
- Ну… Такого не бывает.
(С) ВК опять же
Карина
Да! ЙЕС-С-С! Это того стоило.
Он даже солнцезащитные очки поднял на лоб, который прорезала морщина, чтобы лучше разглядеть, в какой вертеп я его привела. И лицо у него стало… просто прекрасным. Заморский, то есть московский, гость обстановку заценил. А что? Он просил отвести его в самый приличный ресторан в Головинке. Где и собирался кормить меня завтраком. «Самый». «Ресторан». «Головинка». Ничего странным в сочетании слов ему не показалось, нет?
Серьезно нет?
А зря.
Сергей… имя все-таки… б-р-р-р. Серый. Он отодвинул серую москитную сетку, оглядел, не спеша и с чувством, большое помещение, стерильно белое во всем, ну, кроме, пожалуй, ярко-красных пластиковых подносов да таких же стульев.
Вот на все это великолепие с восхитительным выражением лица, типа: «Куда я попал? За что мне все это…» — и уставился гость нашего замечательного приморского поселка. Потом перевел взгляд на меня. В синих-синих глазах плескалась бескрайняя как море укоризна.
Я постаралась ответить ему самым что ни на есть невинным взором. Но что-то мне показалось, что в этом не преуспела.
— Это месть? — низко и гулко спросил он. — За сосиску?
Я рассмеялась:
— На всю Головинку два кафе с домашней едой. «У Лауры» — вообще лучшее. А за пафосом — это, пожалуйста, в Сочи по серпантину. Пошли завтракать?
И я решительно направилась к подносам. Где мои любимые сырники с фруктами? Но не успела я сделать и пары шагов, как услышала громогласное:
— Кариночка!
Вот, блин! Хозяйки всего этого великолепия обычно не бывает по утрам в кафе. А! Да что ж такое! Вот это я попала…
— Кариночка! Приехала! И ко мне. Ай, умничка. Красавица ты моя.
И тетя Лаура, по совместительству мама моей одноклассницы, выплыла к нам, прекрасная как самый большой авианосец нашего Черноморского флота.
Московский гость вздрогнул, покоренный децибелами. Меня же прижали к груди безразмерной, облобызали. Через какое-то время я даже смогла дышать.
— Девочка моя! Что же ты не предупредила. И с утра. У нас и покормить тебя нечем таким особенным. Не в столице, особых разносолов не держим.
— Тетя Лаура! — рассмеялась я, прекрасно представляя количество разносолов, которых «не держали».
— А это с тобой кто?
И томный взгляд черных очей на моего спутника.
— Тетя Лаура, мы позавтракать хотим. Просто позавтракать. Сырнички там…
— И мне… на работу надо, — вздохнул Серый.
— О! Голодные… Сейчас… Фаина!
Нас чуть снесло воплем. Скатерть за одним из столов появилась как по волшебству. И стало не до сырников, потому что… Какие сырники? Какие девять утра? Какой вообще завтрак. Что-то я со своей местью за сосиску погорячилась.
— Нас же двое. Только двое, - простонал Серый, глядя на аппетитную долму, сочный люля-кебаб, алые помидоры, цыпленка табака, свернутые рулетиками баклажаны с домашним сыром. Всевозможную зелень. Бутылку с красным вином и кувшин с чачей.
— Шашлыки не подоспели еще, — пожаловалась тетя Лаура, — Ренат не подошел, но вот вечером…
— Я работаю, — поспешно открестился Серый.
— Ай, молодец. Работать — хорошо, а кем?
— Лаура, — донеслось с кухни. — Дай дети поедят.
— Все-все. Не мешаю.
Мне налили вина, московскому гостю — чачи. И тетя Лаура совершила личный подвиг. Она отошла от столика, не выведав ответы на сто вопросов, которые горели у нее на языке.
Я положила себе долму. И баклажаны, которые уже и отвыкла называть правильно — «синенькими». Ой, как вку-усно-о!
Вот что меня удивило — так это тяжелые вздохи, которые Серый издавал при взгляде на еду. А добило меня:
— Ванька меня убьет, — горестно сообщил он перед тем, как впиться зубами в истекающий соком кебаб.
Я вежливо подождала, пока он прожует — все-таки мама и папа меня слишком хорошо воспитали. И только дождавшись практически экстатического возгласа — что-то мне подсказывает, что заниматься с ним любовью будет феерично — спросила:
— А Иван это?..
Он погрозил мне пальцем, схватил долму и опять ушел в гастрономическую нирвану.
