Шрифт:
Закладка:
Когда дверь за ним закрылась, мы остались на кухне втроем; папа Боря снова сел, посмотрел на меня без улыбки и сказал:
— Ты плохо выглядишь, Аня. Мама?..
Я быстро покачала головой и почувствовала, как морщится мое лицо, и он сразу же взял меня за руку и задал еще один вопрос:
— От Иры с Антошкой слышно что-нибудь? — И тогда я почувствовала, как слезы высыхают у меня в глазах, не успев пролиться, потому что я забыла, совсем забыла и про Сережину первую жену, и про пятилетнего Антошку; я прижала руку ко рту и с ужасом покачала головой еще раз, а он нахмурился и спросил:
— Как ты думаешь, он согласится уехать без них? — И тут же сам себе ответил: — Впрочем, нам для начала нужно еще придумать, куда именно мы поедем.
В эту ночь мы больше ничего уже не обсуждали — когда Сережа вошел в дом, сгибаясь под тяжестью огромного брезентового рюкзака, папа вскочил ему навстречу, бросив на меня короткий предупредительный взгляд, и разговор был закончен; следующие полчаса они, всякий раз старательно топая ногами на пороге, чтобы стряхнуть снег с обуви, носили из Нивы, стоявшей теперь на парковке перед домом, какие-то мешки, сумки и канистры — Сережа предложил было оставить большую часть вещей в машине — «они же не нужны нам прямо сейчас, пап», но папа Боря был непреклонен, и скоро весь его разномастный багаж был сложен на хранение в кабинете, куда затем отправился и он сам, отказавшись от предложенного гостевого комплекта белья:
— Не надо мне стелить, Аня, я прекрасно устроюсь на диване, спать осталось недолго, заприте двери и ложитесь, утром поговорим, — сказал он и, так и не сняв валенок, протопал в кабинет, оставляя за собой мокрые следы на полу, и плотно затворил за собой дверь.
Его слова прозвучали как команда — сначала, не сказав нам ни слова, отправился в постель Мишка — я слышала, как наверху хлопнула дверь его комнаты. Сережа запер дверь и тоже ушел наверх, а я прошла по первому этажу, выключая свет, — с тех пор как мы переехали сюда, этот тихий ночной обход стал одним из моих любимых ритуалов — после отъезда гостей или после обычного, спокойного вечера втроем дождаться, пока и Сережа, и Мишка разойдутся по спальням, а потом вытряхнуть пепельницы, убрать посуду со стола, поправить подушки на диване, выкурить в тишине последнюю сигарету и отступить по освещенной лестнице на второй этаж, оставив за собой внизу уютную, сонную темноту, немного постоять возле Мишкиной двери и, наконец, войти в нашу прохладную темную спальню, сбросить одежду, скользнуть под одеяло к засыпающему Сереже и прижаться к его теплой спине.
* * *
Я проснулась, открыла глаза и взглянула в окно, пытаясь понять, сколько сейчас времени, — но по серому ноябрьскому полумраку за окном невозможно было догадаться, утро сейчас или вторая половина дня. Постель рядом со мной была пуста, и какое-то время я лежала без движения, прислушиваясь — в доме было тихо. Никто не разбудил меня, и несколько мгновений я боролась с искушением закрыть глаза и заснуть снова, как часто делала в последние дни, но потом все-таки заставила себя встать, набросить на плечи халат и спуститься вниз. Мне не показалось — дом был пуст. В кухне уже снова пахло папиными сигаретами, на столе среди остатков завтрака стоял еще теплый кофейник; я налила себе кофе и стала собирать со стола тарелки — в этот момент хлопнула входная дверь и вошел папа Боря.
— Сдохла машина, — сказал он каким-то торжествующим тоном, словно радуясь тому, что оказался прав. — Придется бросить старушку здесь. Хорошо, что у вас обоих внедорожники, была бы у тебя какая-нибудь девчачья ерунда на колесах, не знаю, что бы мы делали.
— Доброе утро, папа, — сказала я. — А где Сережа и Миша?
— Мы не стали тебя будить, Анюта, — он подошел поближе и положил мне руку на плечо, — уж слишком измученный вид у тебя был вчера ночью. Давай, пей кофе, у нас много дел с тобой. Сережку с Мишкой я услал за покупками — не волнуйся, дальше Звенигорода они не поедут, да это и не нужно — список у нас большой, но не очень разнообразный, все можно купить в окрестностях. Если повезет и соседи ваши еще не сообразили, что запасаться нужно не вермутом и оливками без косточек, за пару дней соберем все, что нужно, и можно будет выезжать.
— Так куда же мы поедем?
— Для начала главное — уехать отсюда. Слишком вы близко к городу, Аня, а для нас сейчас чем дальше, тем лучше. Мы с Сережкой поговорили утром, решили, что для начала вернемся ко мне, в Левино, — все-таки двести километров от Москвы, народу немного, от трассы далеко, у нас там речка, лес, охотхозяйство рядом; поедем туда, а дальше видно будет.
При дневном свете, в привычной, уютной атмосфере нашей кухни — запах кофе, неубранная посуда на столе, хлебные крошки, Мишкина домашняя оранжевая кофта с капюшоном, перекинутая через спинку стула, — все сказанное вчера за этим столом сегодня казалось нереальной фантазией. За окном проехала машина. Я представила себе его темный, маленький двухкомнатный домик, в который мы зачем-то должны уехать из нашего продуманного, удобного мира, но у меня не было сил с ним спорить.
— Что я должна делать? — спросила я. Наверное, по выражению моего лица он догадался, о чем я думаю, и то, что я не стала возражать, обрадовало его.
— Ничего, Аня, прокатимся, можно подумать, вам есть чем заняться, — сказал он примирительно, — а если я вдруг оказался не прав, вы всегда успеете вернуться назад. Пойдем, покажешь мне, где у вас теплые вещи, я набросал тебе список — подумай, может быть, ты захочешь взять еще что-нибудь.
Через час с небольшим на полу нашей спальни кучками была сложена одежда — теплые куртки, шерстяные носки, свитера, белье; особенное папино одобрение заслужили добротные ботинки на меху, которые