— Беги! — крикнул маг, указывая вверх по туннелю. Ардельнар послушался, опершись булавой о вытоптанную землю, когда споткнулся о лесной корень, а затем опрометью бросился прочь от заколдованного дерева. За ним мчался маг, сжимая в руке сапфир и на бегу изогнув шею, чтобы оглянуться. Когда вытянутые когти тяжело летящего впереди всех преследователей спинагона почти коснулись его, Кларгатан поднял камень и произнес одно тихое слово. Молния вырвалась из него прямо в глотку дьявола. Его напрягшееся тело серой гаргульи разорвалось на части от удара разрядов, вонзившихся в него спереди и сзади, потому что маг оставил еще один драгоценный камень на земле у упавшей статуи, куда налетели демоны. Когда темные, мокрые от крови клочья упали позади мчащихся людей, Ардельнар увидел, как остальные спинагоны кувыркаются и содрогаются в тисках громыхающих молний. Он последовал за магом вокруг огромного сумеречного дерева, на охотничью тропу, которая вела более или менее в том направлении, в котором они хотели: прочь от руин, в любом направлении, как можно быстрее. Ардельнар увидел, как маг бросил еще один драгоценный камень, когда они побежали дальше, огибая стоящие деревья и перепрыгивая через упавшие. Теперь их преследовали барбазу в глубоком и бесконечном лесу,  возвращающем павший город Миф Драннор. Вдалеке они увидели, как был убит еще один бегущий авантюрист. Затем из темных ветвей над головой пронесся колючий хвост, заставив Кларгатана растянуться на земле, и двое мужчин были слишком заняты, чтобы продолжать осмотр достопримечательностей. Первый удар хлыста корнугона вырвал боевой молот из онемевших пальцев Ардельнара, а второй распорол ему плечо до кости, пройдя сквозь наплечник и кольчугу, которые должны были его защитить. Священник беспомощно отлетел в сторону, корчась в агонии. Это было хорошо. Это унесло его далеко от первой воющей молнии.

Заряд врезался в огромного, покрытого чешуей корнугона и с ревом опрокинул его прямо в ловушку из шипов на тропе, которую он охранял. Пронзенный, он взревел еще отчаяннее, очень высоко и резко, пока истекающий кровью Кларгатан не прыгнул на него сверху и не вонзил свой кинжал с серебряным лезвием в пару дьявольских глаз. Эти незрячие шары испускали струйки дыма, пока маг выбирался из клубка дрожащих кожистых крыльев, длинных когтей и размахивающего хвоста в яме и поднимал стонущего Ардельнара на ноги.

— Нам лучше бежать рядом с тропой, а не по ней, — выдохнул Кларгатан. — Я полагаю, ты не захватил с собой никаких целебных напитков? Тебе бы сейчас пригодился.

— Благодарю за подтверждение того, как мне паршиво,  — проворчал священник, пошатываясь. — Боюсь, не я нес зелья, но если ты будешь охранять меня несколько вдохов…

Жезл мага снова превратился в посох, и он стоял на страже, наблюдая, как его последние угасающие молнии мелькают взад и вперед по теперь пустой тропе, пока Ардельнар исцелял себя. Когда они, спотыкаясь, пошли дальше, священник почувствовал слабость и тошноту. Впереди поднимался крутой холм, заставляя огибать его или пытаться взобраться по его опоясанным деревьями склонам и каким-то образом опередить демонов, которые могли летать. Не удивительно, что Кларгатан направился вокруг холма, тяжело дыша. Ардельнар последовал за ним, гадая, как долго они смогут обгонять половину здешних гостей с Нижних Планов. Они вышли на поляну, образовавшуюся из-за падения дерева, и Ардельнар получил свой ответ. К сожалению, окончательный.

Кларгатан рухнул под когтями полудюжины набросившихся корнугонов. Он бросил горсть драгоценных камней в воздух с последним вздохом и умер под диким градом молний, которые последовали за этим, отправив своих убийц кувырком во все стороны. Священник увидел это и издал последний ликующий крик. Когда дьявольские когти пронзили его грудь, и собственная горячая кровь хлынула, душа его, Ардельнар на мгновение порадовался, что исцелил себя перед этой последней схваткой. Это казалось каким-то... опрятным.

* * * * *

На его последнюю молитву Мистре ответила тишина, такая же оглушительная, как и все предыдущие. Прошел год с тех пор, как он проснулся в гробнице, полной злобных глаз, без слов от богини которую Эльминстер так любил. Он плакал, стоя на коленях, прежде чем устало завернуться в плащ и отправиться на поиски унылого, одинокого сна под небом, покрытым несущимися рваными облаками, на пустынном холме в холмистых диких землях. Он дремал, когда к нему пришел знак. Непрошеная сцена всплыла в его сонном сознании: он стоял на вершине холма, который он знал ... и не знал.

Это была Высота Халиды, покрытая лесом вершина холма к югу и немного западнее Миф Драннора, на которой он стоял раз или два раньше, обычно со смеющейся эльфийской девушкой, прижимавшейся к руке, и теплая, звездная ночь простиралась перед ними. В той сцене, которая предстала перед ним, не было эльфийских дев. Более того, что-то повалило не одно дерево на Высоте и зажгло костры здесь и там, портя картину из воспоминаний. Он знал, что отправится туда без промедления, как только наступит утро. Он должен был знать, чего хочет от него Мистра — и это, по крайней мере, было чем-то. В тысячный раз Эл оплакивал молчание Мистры и задавался вопросом, что он сделал, чтобы заслужить его. Конечно, дело не в попадании в ловушку на несколько поколений, потому что следовал указаниям богини искать все больше магии в старых и скрытых местах. И все же он сохранил свои силы, некоторые даже более мощные, чем раньше, — значит, власть Мистры не пошатнулась, и управление магией все еще в ее руках. Почему же она молчала, пряча от него свое лицо?

Но кто он такой, чтобы спрашивать, что она может делать или не делать? Человек, бросающий вызов богам, как это делали другие люди, и примерно с таким же успехом. Эл заснул, думая о звездах, движущихся по небу, как о части гигантской шахматной партии, в которую играют боги. Последнее, что он помнил, что было скорее реальностью, чем прихотью сна — это внезапный, дрожащий след падающей звезды, умирающей на востоке.

* * * * *

Высота Халиды была такой же изуродованной, как и в видении. Он телепортировался и встал рядом с сумеречным деревом, которое, казалось, ни на йоту не изменилось между его памятью и видением. Дул легкий ветерок, и он был один на вершине холма. Эльминстер едва успел оглянуться на его разрушенный склон и начал переводить взгляд на