Эй вернулся с зажженной свечой и пистолетом на поясе. Он был страшен; рот открыт, словно бездна. Эй побежал на террасу, остановился перевести дух, затопал ногами, вернулся за подзорной трубой и наконец обвел взглядом порт, гавань и море. В нем кипели вопли – вопли, которые бились внутри и не вырывались наружу. Он ринулся в свою комнату, громко хлопнул дверью, а потом – снова шум и топот. Дедушка исчез, но Эй обезумел не поэтому. Вот он опрокинул что-то из мебели на пол. Слышалось, как из оконных рам вылетают стекла. Эй промчался по лестнице, схватил огромный мешок и бросил на пол свечу. Тут же пролитый алкоголь вспыхнул. Желтое пламя облизало стол, поцеловало соломенные стулья и, втянутое дымоходом, разбухло, словно волна. Вспомнив обо мне, Эй схватил меня за руку и вытянул наружу. Я схватила было перо и чернила, но Эй вырвал их у меня из рук.

Снаружи я увидела, как дым красит в черный цвет черепицу. Потрескивало пламя. Черная колонна дыма высилась над крышей и наполняла ночь искрами.

Эй даже не пытался остановить пожар. Мы сразу побежали в густом дыму и добрались до любимого Дедушкиного места. Не хватало дыхания, я перешла на шаг. Ледяной ветер, казалось, пронизывал нас насквозь. Не предупредив, Эй толкнул меня и прижал к земле животом вниз. Он задрал мне рубашку на голову, уперся локтем в поясницу, а другой рукой крепко держал за шею. И внезапно я закричала от острой боли в спине – мне как будто загнали иглу под кожу. Как будто к ней что-то пришивали. Снова и снова. Чуть сбоку. Чуть выше, чуть ниже. Я извивалась под его рукой, рыдала от боли, но Эй не ослаблял хватку. Осталась лишь эта боль по всей спине. Справа, слева. Медленная. Старательная. Механическая.

Когда он меня наконец отпустил, я не смогла встать. Эй перебросил меня через плечо и продолжил путь на вершину скалы.

5. И море

Теперь я знаю: самые лучше моменты в жизни – самые короткие, а за ними наступают суровые времена. Но на смену жестоким воспоминаниям приходят другие, иногда удивительно приятные. Той ночью я очнулась и подумала, что сплю. Тело мое покачивало, как младенца в колыбели. Легкий ветерок дул в лицо, а перед глазами была лишь бесконечная темнота, в которой то тут, то там мелькали огни – они тут же исчезали, если я пыталась их разглядеть. Нежный шум, как журчание ручейка, как стук сердца, наполнял вселенную. Казалось, что мое дыхание повелевает стихиями. Я не спала, но и не бодрствовала. Иногда меня охватывала дрожь, а за ней тут же следовало сладкое чувство невероятной благодати. Музыка воды, звучавшая одной длинной, повторяющейся, необыкновенной нотой, поддерживала мое состояние на грани сна и яви. Это было чудесно. Так продолжалось, пока ветер не донес до меня запах трубки Эя. Тогда все мое тело очнулось. Я поняла, что лежу на дне бота, завернутая в одеяло, и что Эй гребет на веслах впереди. Глухая ночь. Новая луна, пригвожденная к горизонту, не принесла с собой света. Я с трудом различала силуэт Эя, но запах его табака твердил, что он совсем рядом. Корпус бота качался от мелких волн то в одну, то в другую сторону. Едва я пошевелилась, как тут же ощутила боль в спине. Я вспомнила о том, что произошло. Дом в огне, исчезновение Дедушки, безумный Эй. И мне захотелось не просыпаться. Я попыталась уснуть изо всех сил, как маленькая девочка, разбуженная кошмаром посреди ночи.

Был ли это сон? Был ли это кошмар? А может, все эти приключения произошли со мной на самом деле? Я закрывала глаза, сосредоточившись на плеске воды от ударов весел, и время от времени возвращалась в ту сладостную благодать, где меня качали, вели, укутывали, защищали.

Мы плыли недалеко от берега – я слышала, как волны разбиваются справа. Бот направлялся на север, оставляя Дьепп позади. Казалось, Эй никогда не перестанет грести. Понемногу эхо волн растворилось – наверняка потому, что скала уменьшалась в размерах, – и Эй замер, позволив нашему судну мягко дрейфовать. Разглядывая берега, я узнала очертания одного из пляжей. Эй зажег керосиновую лампу и поставил ее на палубу. Мы ждали. Через какое-то время он снова взялся за весла и направил бот к берегу. С той стороны замерцал слабый свет, он то загорался, то гас. Эй остановил бот. Свет стал ярче. Чья-то тень прошла по волнорезу с фонарем и огромным мешком в руках. Перед собой она с металлическим грохотом толкала другой мешок.

– Ну что, Вааст, решено, снимаемся с якоря?

Знакомый голос. Как только человек наклонился, чтобы прыгнуть на палубу, я увидела его лицо – это был тот низкий рыжий мужчина.

Он поставил свой фонарь рядом с керосиновой лампой, Эй сел рядом с ним, и вдвоем они долго совещались. Разговор шел с помощью рук – Эй никогда и ни с кем так раньше не общался. Жестикулировали на все лады. Беседа получалась не из приятных. Со своего места я видела, как у них напрягались все мускулы, а взгляды мрачнели. Затем они погасили лампы, затащили последний мешок, и бот отошел от волнореза. Новичок сел рядом со мной и достал куртку из мешка. Я поняла, что он меня не заметил. Он все кряхтел.

– Сбежать ночью, как крысы. Предупредить Парро в последний момент. Еще и тащиться с тремя кошками[4] на плечах. Теряешь хватку, старик. Сначала уши и язык, теперь еще и хватку. Аккуратней, Вааст, у тебя так ничего не останется.

Все это он произнес с акцентом, которого я никогда раньше не слышала в порту. Он пошарил в мешке, осмотревшись по сторонам, как чайка. Эй, в свою очередь, решительно греб в открытое море.

– Это еще что за напасть?

Хотя я и укуталась с головой, мужчина заметил меня и оставил мешок в покое.

– Разрази меня гром! Это еще что такое, Вааст?

Он резко сорвал с меня одеяло, чтобы рассмотреть полностью.

– Иисус-Мария!!

Незнакомец бросился искать фонарь, зажег его и поднес прямо к моему носу. Эй не двигался.

– Девчонка! Тут девчонка! Иисус-Мария! Ты совсем спятил, старик!

Он сел напротив Эя и принялся отчаянно размахивать руками перед его лицом. Не добившись никакого ответа, вернулся ко мне.

– Черт побери, девчонка!