– Узко… сухо и узко… – себе под нос, как будто захлебываясь похотью. Мне жутко до омертвения. Первый слабый толчок, и сопротивление моей плоти не дает ему шевельнуться. Меня всю заморозило, я стала каменной, все мое существо сосредоточено, чтобы не впустить.

– Или ты расслабишься, или я разорву.

Задыхаюсь, всхлипываю. Не могу говорить. Мне кажется, я вообще не умею разговаривать.

– Пожалуйста…

От ужаса испытать боль, я вся оцепенела. Растянул мою плоть сильнее и сильным, но прерывистым толчком вбился внутрь. Я закричала. Так закричала, что заболело горло. Выгнулась и застыла от невероятной, ослепительной растягивающей боли. Она оказалась чудовищней, чем я могла предположить. Ощущение, что тебя разорвали на части, и внутри находится раскаленное железо огромных размеров. Вся моя плоть расходится на мелкие трещинки и сейчас лопнет.

– Не двигайся… не сжимайся. Ничерта не делай, б*ядь. Просто лежи. Вот так.

Хрипит у моего уха.

– Слишком… б*ядь… это так слишком…

Боль не отпускает, страх сковывает с такой силой, что кажется, я превратилась в загнанное животное. Его губы где-то у моей шеи, и он дышит прерывисто, рвано, он обжигает мне кожу этим дыханием. Я зарыдала, не смогла сдержаться, слезы заструились по щекам. Я после него уже не встану, я не выживу после этого. Как вообще после этого можно жить? На какие-то мгновения он останавливается, и я тихо дышу, не прекращая плакать, вздрагивая всем телом. Натянутая на его член с ощущением, что сейчас разорвусь на клочки.

– Сука… не утерпеть… хорошо… б*яяядь… такая узенькая… такая.

И ему плевать на мои слезы и боль, он начинает двигаться. Нет… боже, нет. Только не это. Не это. Теперь я уверена, что там сейчас все порвется. Никакой ласки, никаких слов, никаких поцелуев. Просто двигается взад и вперед. Протискивается, пропихивается, ускоряясь. Только иногда кусает мои соски и трогает их языком, сильно всасывает. Как смокчет. Но это не поцелуи.

Как долго он будет меня мучить и рвать? Когда это кончится?.. Пусть быстрее, пожалуйста. Как же невыносимо там жжет, как же больно все растянуто. Мне нечем дышать. Мне кажется, его член проткнул меня насквозь и давит даже на ребра. Ощутила, как руки сдавили мои волосы, как развернул к себе.

– От этого еще никто не умирал, поняла? Тебя просто е*ут! Выживешь! Выживешь, и еще буду!

Не выживу. Я после этого унижения не знаю, как жить дальше, а от мысли… что меня вот так еще, становится тошно настолько, что кажется, я сейчас умру.

– Смирись… да… не жмись ты! Дааааа… хорошо!

Ему хорошо… ему, ублюдку, зверю. Как же я его люто ненавижу, как же я хочу его убить. Мне никогда в этой жизни уже не будет хорошо. Никогда. Я не забуду этого ужаса. Все тело превратилось в онемевший нерв, и, когда он стал двигаться еще быстрее, стало все равно, боль застыла на одной ноте. ЕЕ можно терпеть. Она монотонная и навязчивая. От нее сводит всю душу. Перед глазами чернота повязки и в ушах его хриплые и похотливые, скотские стоны. Они все сильнее, все громче. ОН уже не сдерживается и рычит зверем, а мое тело дёргается под ним, как тряпичная кукла. От каждого толчка все тело обдает кипятком. Ноги уже давно свело так, что не выпрямить и не разогнуть.

Пусть это только закончится. Сегодня. Пусть ненадолго закончится.

– Хорошо… хорошо… – шепчет и шепчет, вонзаясь все быстрее, сильнее, жестче. Пока вдруг не срывается на крик. Яркий, сильный, гортанно жадный. Внутри течет что-то горячее, что-то разъедающее, и так много, что, кажется, затопит. Дергается в конвульсиях, оргазмирует, выкрикивая что-то на своем языке. Потом встал с меня… когда вытаскивал член, я снова застонала… от болезненного облегчения, чувствуя, как между ног стало очень мокро. Перевернул на спину, сдернул с глаз повязку, и я встретилась с жуткими черными безднами. Они не стали другими, не стали мягче. Они все такие же ужасные, только еще более ненавистные.

– Ну что? Я ж сказал, выживешь… рано умирать! Я еще не наигрался!

Вытянул из-под меня платье и пошел твердой походкой на балкон, подтягивая штаны на ходу. Швырнул мое платье куда-то вниз, где послышались улюлюканья и крики на варварском диалекте. Потом прошел через всю комнату, открыл дверь и вышел.

– Ненавижу… чтоб ты сдох… – прохрипела ему вслед и обессиленно упала на пол.

* * *

Это не страсть, это не безумие. Это нечто страшное, очень черное и очень жгучее. Когда человек влюбляется… я слышал, что есть люди, которые влюбляются, но никогда не мог представить себя на их месте и оказался прав. Со мной такого не случилось и не случится никогда. Потому что слово любовь подразумевает нечто совсем иное…

Потому что то, что я испытал, увидев ее впервые, было похоже на падение в черную дыру беспредельной и адской одержимости. Так как выучил наизусть это лицо, потому что знал, как она выглядит, до мельчайших подробностей задолго до нашей первой встречи, как знал и все, что касалось ее проклятой семьи, которую я мечтал уничтожить… изувечить так, чтоб от нее остались лишь следы пепла. И этим пеплом уже начало вонять, хотя я еще не успел приложить к этому руку, но есть и высшее наказание.

Увидеть ее в качестве жены моего сына оказалось не просто ударом – это был плевок в самую прогнившую душу чудовища, живущего внутри меня и жаждущего только одного – смерти всех, кто носил проклятую фамилию Зимины. И да, я настолько бесчестен, что мне плевать – женщины, дети, старики. Я хотел уничтожить племя ее отца до десятого колена. Я бы не побрезговал ни ее матерью, ни ее больной сестрой, никем из этой вонючей семейки… Если бы. Если бы не это ощущение, что мне разворотило грудную клетку от одного взгляда на нее.

Когда увидел ее… вживую. Настоящую. Не фото. С этими развевающимися золотисто-русыми волосами и огромными кристальными голубыми глазами, Я ЗАХОТЕЛ. Нет, не просто захотел, я заалкал ее с такой бешеной силой, что все мое нутро свело судорогой боли. Как ураган, как будто по мне прошелся черный и разрушительный смерч. Она должна была стать моей. Нет, не женщиной, нет, не любимой, не любовницей, а моей вещью, моей скотиной, моей тряпкой. Я захотел ее себе. Всю. Вместе с ее душой, сердцем, гландами, костями, маткой. Причинять ей боль, уродовать ее до такой степени, чтоб стала похожа на изуродованного меня. Взять в рабство, в