Шрифт:
Закладка:
Жду ответа.
Земно кланяюсь Поссе.
Мой адрес: Гребешок, Ново-Никольская, № 17.
Прекрасная квартира! Но — дорогá!
30
Ф. Д. БАТЮШКОВУ
8 или 9 [20 или 21] октября 1898, Н.-Новгород.
Рад, что моя «фантазия» нравится Вам, уважаемый Федор Дмитриевич…
Я хотел назвать ее «Первый рассказ», можно назвать — «Читатель», «Некто», последнее, быть может, самое лучшее… Назовите Вы, пожалуйста, — в конце концов, это уж не так важно и не стоит многих слов. Прав я или нет — но к той критике, какая есть, — отношусь только с любопытством, в уверенности, что иного отношения она не стоит. Это не дерзость, это скорее всего— грустный факт. Тем больший интерес возбуждает во мне то, что Вы сказали, ибо Вы не профессионал, — если я имею верное представление о Вас. Я буду очень рад, очень благодарен, если Вы дадите мне прочитать то, что написали, хотя с большим удовольствием я услышал бы это из Ваших уст живым словом.
То, что Вы сказали в Вашем письме, возбуждает мой интерес еще более. Я однако думаю, что смысл жизни — в человеке, что «истинный шекинах — есть человек», как говорит Златоуст, верю, что «человек есть нечто такое, что должно быть превзойдено», и верю, верю — будет превзойдено!
А затем — мне следует сказать о себе, что по недостатку образования я лишен веры в себя, а без веры в свои силы — не взлетит высоко дух человека… Вот что.
И — до свидания!
За журнал — спасибо, хотя я еще не получил его.
Прошу извинения за испачканное письмо. Очень прошу.
Когда пойдет в печать моя «фантазия»?
Нижний,
Гребешок,
Ново-Никольская.
31
С. П. ДОРОВАТОВСКОМУ
После 10 [22 октября] 1898, Н.-Новгород.
Добрый
Сергей Павлович!
Я прошу Вас издать III-й том. Мне неудобно, невыгодно, неловко иметь дело с кем-либо другим. В письме Вашем я чувствую обиду на меня — за что? Не понимаю! Но оно холодно, это Ваше письмо. Я прошу Вас издать книжку на предложенных Вами условиях и, если Вы согласны, — теперь же выслать мне половину денег: без 200 р., ранее мною полученных.
Б[ыть] м[ожет], в третьей книжке будет меньше «красот» — в ней будет больше содержания. При сем посылаю Вам транспорт: «Варенька Олесова», «Самоубийство]», «Месть», «Трубочист», «Однажды осенью». Гвоздем в книжке будет рассказ, к[ото]рый явится в ноябрьской книге «Космополиса». Потом рассказ из «М[ира] б[ожьего]» недурен. Я думаю, что книжка 3-я не будет хуже двух первых, я думаю также, что до поры, пока выйдет 3-я книжка, я успею напечатать еще нечто, и оно должно поднять интерес ко мне. Итак — Вы согласны?
Ваш
Жду письма Поссе.
Гребешок, Ново-Никольская, № 17.
Разве в предыдущем письме моем я не сообщил Вам, что предложения Джаншиева — Бокова я не принимаю?
32
В. С. МИРОЛЮБОВУ
Первая половина [вторая половина] октября 1898, Н.-Новгород.
Сто рублей Ваши — яко манна небесная и даже вкуснее. То, что Вы предлагаете, — великолепно! Первая вещь, какую я напишу, — Вам, вторая — Вам и т. д.
А в Ялту я не поеду. Почему? Во-первых — я здоров, во-вторых — меня не пустят, ибо дело мое еще не кончено, в-третьих — я работаю и не хочу отвлекаться от работы. В Ялте скверно работать, потому что хочется гулять. Ну ее! Я написал некую штуку, и в ноябрьской книге «Cosmopolis»’a она появится. Думаю, что мне за нее всыпят в шею по самое покорно благодарю; очень рад этому. Сидел я это время без гроша, и было мне — по сей и другим причинам — неизъяснимо скверно, теперь лучше.
Хорошее письмо написали Вы, и с великим наслаждением посмотрел бы я на Вас, пожал бы руку Вам, поговорил бы. Но, знаете, если все будешь ездить да ездить, — недалеко уедешь. А мне уже 30 лет.
Поэтому — нужно торопиться свершить все, что можешь, в данный тебе срок для жизни. Ялта? Это, в сущности, довольно-таки поганое место на земле. И здоровому человеку в ней скучно, даже гадко.
Дружище! Спасибо Вам за письмо! Изумительно хорошее письмо, ей-богу! До свидания!
А как Ваше здоровье? Сообщите. Предмет очень интересный.
Жму руку Вашу.
Нижний,
Гребешок, 17.
Говорят — в Ялте Чехов. Если Вы знаете и, видите его — поклонитесь ему от меня. Высоко чту его талант, жду от него потрясающих душу, высокой красоты, могучей силы произведений.
33
В. С. МИРОЛЮБОВУ
12 или 13 [24 или 25] октября 1898, Н.-Новгород.
Получил Вашу телеграмму с приглашением ехать; чувствую, что мое нежелание — вернее, невозможность — ехать в Крым должно быть мотивировано подробно.
Итак: я не еду потому,
что начальство не пустит, т. е. оно, м.-б., и пустило бы, но нужно об этом хлопотать, а мне некогда;
не могу оставить здесь жену и сына, ибо жена моя жить не умеет и без меня ей могут мыши голову отъесть;
пришлось бы мне проживать в Ялте р. 50 в месяц, да жене надо р. 150, ибо с нами живет мой приятель с женой и детьми, а квартира стоит в месяц 33 р. 33 к. Уз, да Дрова и прочее;
ежемесячно я обязан высылать по 30–40 р. некиим людям, и сие — непреложно.
Из всего сего явствует, что мне нужно не ездить, а сидеть, и Вы, сударь мой, меня не смущайте. Получил я сего Дня письмо от Посее, и он сообщает, что в «Ж[урнал] Д[ля] в[сех]» Чехов дал три рассказа, — рад я сему неописуемо. Нисколько обо мне не беспокоясь, Вы присылайте мне почаще письма, оные я буду прилежно нюхать и, впитывая в себя тот воздух, в коем они написаны, буду воображать себя якобы в Крыму.
Если вы почитаете Штрюмпеля и Бенеке, Габриловича и Штангеева, — с последним даже советую поговорить, — то от них узнаете, что лечение легочных болезней воображением — куда превосходнее лечения сыворотками, морским воздухом и прочими докторов пустыми выдумками.
Разговаривая со Штангеевым, сообщите ему, что
