Шрифт:
Закладка:
Если солнце есть,
будет и ветер.
Если моросит,
то знают дети:
надо дома быть,
играть тихонько.
Не у всех есть дом,
у нищих — волька,
воля-вольная у них
куда-то да ведёт…
А кто допишет стих,
тот с ума сойдет.
Мечты цветастой коровы
Если жизнь подарила вам праздник: родимое пятно на пол-лица или великолепные смачные родинки по всему телу, ну или конопушки даже в тех местах, где их априори не должно быть. Или же, как у вон той коровы, красочные луговые цветы на коже вместо двух-трёх белых пятен. То знайте: вам, так же как и ей, крупно повезло! Вы не такие, как все — особенные. Но вы даже и не догадываетесь об этом. А постоянно хнычете и ноете о том, что вы уродец, а виноваты в этом родители, бог и даже чёрт.
Но! Даже если тупорылые подростки каждый день ржут над вами (что навряд ли), а прохожие оглядываются, и вас это дико раздражает, то поверьте мне, есть куча способов избавиться от такой душевной травмы. Послушай.
Если не нравятся людям особенности некоторых индивидов, ну и пожалуйста, пусть не смотрят! Стань ботаном, читай много книг и сиди почаще дома. А как вырастешь, так превратишься в самого настоящего учёного. Запрёшься в своей лаборатории и фиг кто тебя там увидит! Просиди взаперти хоть всю свою жизнь, изобретай чего-то, копошись себе тихонечко микробах или в нано-веществах. Стать писателем тоже неплохо: можно целыми годами просиживать у компьютера, а слава про тебя сама собой будет греметь. Красота! Ну или уйди жить в глухие леса — лесники всегда в почёте. А может в горы? Станешь альпинистом. Но последнее я тебе советовать никак не могу — альпинисты мрут они как мухи. Лучше уж по горным рекам на байдарке сплавляйся. А ещё лучше как Фёдор Конюхов: в кругосветку, один, надолго, навсегда, навечно. А в космонавты и того интересней. Под комбинезонами космонавты знаешь какие неприглядные бывают! Но кто это видит? Никто.
А впрочем жаль будет, если ты запрёшь от людей своё тело. Особенности — это ни недостаток, ни мамкин-папкин грех, ни божья кара, ни чёртовы проделки, а просто небольшая мутация. Слышишь, слово то какое громкое и красивое: МУТАЦИЯ! Ну беги, беги во двор, похвастайся этим словом, примерь его на себя, покажи другим какой ты умный и образованный со всеми вытекающими последствиями.
А вот я давно уже примерила это слово на себя, любуясь в зеркале на свой огромный писательский нос и на провидческие морщины. И ничего, слышишь, ничегошеньки со своей внешностью делать не хочу! Нет, ты конечно сразу же скажешь:
— Ай, старой тётке и так сойдёт!
И будешь неправ, я когда-то была молодая, носатая, конопатая, с кривыми зубами, с маленькими поросячьими глазками и о боже, толстая! Мать мне так и говорила всегда:
— Инка, ты никогда не выйдешь замуж.
Я отмахивалась и мчалась во двор, где меня обзывали «Зубчихой» и принимали во все игры, потому что я не обижалась ни на «Зубчиху», ни на прочие неудобоваримые клички. А вот если бы обижалась, то никто бы со мной не играл, и замуж бы я не вышла. Вот.
Так и наша цветастая корова: не подскочила и не побежала перекрашиваться в обычные коровьи цвета, а предпочла мирно пастись на лугу среди других коров. И знаете, а ведь другие (более привычного окраса) коровы не стали издеваться и сторониться странной подруги. Они всего лишь посмеялись над ней немного, а потом привыкли и сделали вид, что ничего сверхъестественного в их стаде не произошло: бывает и хуже, когда природа производит на свет бегемота или свинью, предпочитающих грязные лужи и болота вместо сочной, зелёной травки и прочной почвы под ногами.
Корова же, вся усыпанная васильками и ромашками, а не депрессивным коричнево или чёрно-светлым окрасом, медленно переминаясь с ноги на ногу, паслась на лугу, симпатично вписываясь в окружающий её ландшафт. Пастух Егор сидел неподалёку, мял в руках соломинку и мечтал о чём-то своём, а именно о природном газе метане CH4, который уже двадцать лет обещают провести в их населённый пункт, но всё никак не проведут. А ещё он (как и большинство сельских жители) страдал неизлечимым генетическим недугом — «деревенским равнодушием», поэтому напрочь не хотел замечать особенностей цветочной коровы.
Вот так просто и по-обычному и паслась в его стаде разношёрстная корова, и предоставляла деревенской ферме самое что ни на есть белое молоко. Но однажды к ней подлетела вездесущая ворона, уселась на кривой рог и загадочно произнесла:
— Жалко, ох как жалко, что ты, корова (будь здорова!) не в городском Цирке выступаешь, а без толку по полю гуляешь.
— Кому жалко? — недоумённо спросило жвачное.
— Детям жалко.
— Хм… — задумалась корова. — А дети разве знают про меня?
— Навряд ли, — согласилась ворона.
— Ну тогда как им может быть жалко, если они даже не догадываются о моём существовании?
Ворона замялась:
— Гипотетически. Им жалко гипотетически. То есть я осмелилась предположить, что если бы они знали о том, какая красота пропадает зря, то им было бы очень жаль.
— Чего жаль? — не поняла корова.
— Жаль, что такая красота пропадает.
— А красота пропадает?
— Твоя «да», пропадает, — утвердительно мотнула головой птица.
— Моя красота пропадает… — задумчиво повторила корова. — А у меня разве есть красота?
— Да, она на твоих боках! — и чернокрылая махнула в сторону расписной коровьей спины и живота.
Корова повернула голову и подслеповатыми глазами попробовала рассмотреть свои бока. Они показались ей размытыми и обычными. Она досадливо стряхнула надоевшее пернатое с рогов и продолжила жевать.
А жевать и вправду было хорошо! Оводы жалят, комары впиваются, набивая свои тугие брюшки капельками густой коровьей крови. Солнце светит, птички поют, пастух Егор время от времени стегает по её расписным бокам хлыстом. Красота! Самый настоящий рай. Живи не хочу.
Но корова глупая оказалась. Такая жизнь и вправду показалась ей скучной. И она, поразмыслив о том да о сём, через год-другой совсем затосковала. Приелось ей как-то всё: и трава, и пастух, и голубое небо с весёлыми барашками облачков. Всё чаще и чаще она вспоминала слова вороны:
— В Цирк тебе надо, в Цирк!
Кто такой Цирк и что такое Цирк