подставила меня. До сих пор не понимаю, как я мог на всё это купиться: невинное тело и смазливое личико. Вроде не был зелёным юнцом в свои двадцать шесть, но, тем ни менее, позволил восемнадцатилетней девке почти погубить меня. Я имел полное моральное право порешить всю её семейку. Но всё, что я смог сделать – пустить их по миру, оставив ни с чем.

- Как знаю, родных твоей Любы всё же порешили, Ярый, - Макс бросил неоднозначный взгляд на друга, - и я до сих пор не уверен в том, что это сделал не ты.

- Жизнь в нищете для Ларинцевых хуже смерти, я только по одной лишь этой причине их не прибил бы, Макс.

Максим пожал плечами, словно до конца не верил словам Вячеслава.

- Что ты задумал, Слав?

- Для начала выясню всё о Ларинцевой.

Максим мрачно наблюдал за Ярым. Не нравилась ему эта Славкина одержимость Ларинцевой, но разве Ярого можно в чём – то переубедить? Если он вбил себе что-то в голову, то уже не услышит ничьих доводов. Особенно всё тормоза перегорали, когда речь заходила об этой женщине.

.

.

Люба вернулась домой сама не своя. Завела мальчиков в их комнату, попросила самостоятельно переодеться и помыть руки, а сама убежала к себе и закрылась.

Сбежала, ничего не объяснив сыновьям, которые не сразу заметили исчезновение матери. Не могла она оставаться с детьми и пугать их.

Её крыло эмоциями.

Сильно.

Так, как давно уже не накрывало. Внутри бушевал настоящий вулкан, который извёргся на поверхность неистовой лавиной слёз, которые за мгновение залили всё её лицо.

Девушка опустилась на пол, подогнула колени, обняв их руками, сжимаясь, вздрагивая, не в силах унять лихорадочную дрожь, сотрясавшую всё её тело, тихо заскулила. Дышать стало тяжело, грудь сдавило с такой силой, что каждый новый вздох причинял боль.

Это просто неимоверная пытка видеть её Славу… нет, больше не её.

Увидела его сейчас и сразу же вспомнила день, когда звонила ему, а он не отвечал. Лишь прислал холодное сообщение, где в весьма грубой форме просил её ему больше не звонить. Никогда.

Вспомнила день, когда двое людей из личной охраны Ярого расправились с её родными. Сама она тогда едва спаслась.

Люба перевела взгляд на огромный шрам на своей ладони, который тянулся к запястью и выше. Ей тогда несказанно повезло.

Зачем он сказал, что хочет с ней поговорить?

О чём?

Нечего им больше обсуждать после того, как он безжалостно попользовался глупой влюблённой в него дурочкой и после вышвырнул прочь из своей жизни, как ненужный хлам.

Уничтожил и разрушил до основания всю её жизнь...

Так ему показалось этого мало, свёл и счёты с её отцом с которым на протяжении двух лет проворачивал свои дела. Да и её, как она поняла, хотел растерзать. Лишил всего и всех.

Такое забыть никак нельзя. Невозможно...

Люба не была уверена в том, что Яров оставит её в покое. Меньше всего она хотела видеть его именно сейчас, когда более ли менее научилась жить без него и перестала реветь ночами, раздираемая болью от потери своих родных и от предательства любимого мужчины.

Несмотря на то, что прошло семь лет, Люба его не забыла...

Помнит каждую чёрточку, морщинку и родинку на мужественном лице...

Помнит, как могут загораться синие глаза Ярого от страсти и желания...

Помнит, как любила гладить ладонями гладко выбритые щёки и подбородок, а после целовать его губы.

Сейчас же перед ней был чужак. С чужими чертами лица, холодными глазами, чужими губами.

Больно.

Очень.

Некогда любимый мужчина предал, растоптал, убил душу, вывернул её наизнанку, заставив кровоточить сердце.

Она никогда не забудет его предательства.

Никогда не простит.

Такой человек не достоин ни её, ни детей.

Если бы не Андрей, она бы не выстояла. Сама, такая неопытная и юная, лишившаяся всего и всех, а, как позже узнала, что и беременная…

= 6 =

Глава 6

Андрей, узнав, что с ней случилось, привёл Любу на дачу своего друга, где сам останавливался летом.

Люба тогда целые сутки просидела у порога, обхватив себя руками, раскачиваясь из стороны в сторону, словно безумная.

Андрей обработал её руку, а, когда наложил несколько швов на ладонь, практически не обезболив, девушка даже не вздрогнула. Душевная боль на тот момент была гораздо сильнее физической, не понимала как быть, что делать, как дальше жить. Да и жить вовсе не хотелось.

После, когда Андрей с трудом уговорил её пройти в комнату, Люба легла в кровать, закрыла глаза и даже не помнила сколько времени так пролежала. Глаза не открывала, не хотела ничего и никого видеть, да и себя видеть не хотела.

Боль острыми когтями раздирала всё изнутри, в клочья беспощадно рвала сердце, а яростное пламя сжигало всё светлое и яркое, до тла выжигало душу, оставляя лишь чёрное грязное пепелище. Каждый вздох словно яд, проникал в жилы и отравлял изнутри.

Андрей тогда всерьёз испугался за психическое состояние сестры. Она не реагировала ни на его слова, ни на просьбы, не ела, лишь лежала с закрытыми глазами из - под которых текли, не переставая, слёзы.

Андрей почти силой заставил её встать, с трудом кое как заставлял есть. Но прошло буквально несколько дней и Люба сильно простудилась. Андрей ушёл к матери, а Люба просидела под дождём несколько часов, словно не замечала, что мокнет, что тело сотрясает от холода. Зачем вообще нужно тело, если мертва душа...

Андрей провозился с ней целую неделю, температура была очень высокой, девушку лихорадило. Она не могла спать, так как сразу же видела кошмары, кричала во сне и просыпалась.

Андрей несколько раз порывался вызвать врача или положить её в больницу, но одёргивал себя. В больницу обращаться было нельзя. Слишком опасно. Андрей не исключал того, что Любу ищут.

Когда девуше стало легче, Андрей увёз её в Петербург.

Первый месяц, уходя на занятия и на работу, боялся оставлять её одну, мало ли что она может сделать с собой. А нанять кого - то, чтобы проводил с ней время, не мог, не хватало финансов.

Но, возвращаясь вечером домой, Андрей обнаруживал, что Люба сидела на том же самом месте, что и утром, когда он уходил. Казалось, что она всё это время даже не вставала. Сидела, тупо уставившись в одно место в стене, никого и ничего вокруг не