высказали дежурную критику в адрес железнодорожной компании, берущей в вагоне за банку кофе целых двести йен, хотя в любом городском автомате, как, например, здесь, на вокзале, она стоит только сто двадцать. Ганин кофе выпил залпом – его, как он и предсказывал, после соленого миндаля начала мучить жажда, – и я купил ему еще банку холодной пепси-колы, памятуя о том, что он часто называет себя представителем «нового поколения».

Поезд на Немуро подали через пятнадцать минут, и заполнился он только наполовину. Я сказал Ганину, что хочу досмотреть свои июльские сновидения, и занял свободную пару мест. Ганин сел за мной, тоже развалившись в одиночку на двух креслах. Я откинул разделяющий сиденья подлокотник и расположился полулежа, опершись правым плечом в оконную раму и левой ногой в основание сиденья напротив.

Растянувшись по диагонали, ехать было удобнее, и я опять отдался во власть Морфея, успев, впрочем, почувствовать бьющийся пульс мобильника. Уже сквозь дрему я осознал, что что-то где-то случилось, и, прежде чем отключиться, автоматически проанализировал ситуацию. Если звонят из дома, то там что-то случиться могло только с шурином, известным своим неравнодушием ко всем пахучим жидкостям, способным гореть. Даже если этот поганец перепил, я ему, находясь за полтысячи километров от дома, помочь ничем не могу. Если же это по работе, то здесь тоже без вариантов. Если это Нисио, требующий от меня срочно вернуться в Саппоро, то он умоется, так как за стоп-кран я дергать не буду, а остановок до Немуро не предвидится – я ведь еду на так называемом экспрессе. Если же это звонят из Немуро, то бежать в кабину машиниста и требовать от него гнать без остановок я тоже не собираюсь, тем более что, судя по мультипликационному мельтешению двухэтажных домиков за окном, машинист это делает и без моих приказов.

Приснилась мне – вернее, привиделась, так как сном это жалкое дремотное подобие полноценного ночного отдыха назвать нельзя – все та же девушка-разносчица с ее выдающимися в прямом и переносном смыслах клычками, кокетливо оттопыренными ушками и изящно изогнутыми ножками. Она плавно и призывно несла свои полупрозрачные формы по проходу между кресел по направлению ко мне. И на самом подходе ее эфемерные дымчатые очертания стали вдруг наполняться окрашенной в синий цвет плотью. Эта плоть склонилась надо мной и тревожным баском поинтересовалась:

– Извините, это вы майор Минамото?

Полицейский паренек приходит на вокзал, вскакивает на подножку тормозящего поезда, распихивает пытающихся выйти настырных пассажиров и безошибочно вычисляет высокого чина из Саппоро – значит, последний вариант, значит, в Немуро что-то стряслось. Но торопиться с вопросами – не в моих правилах.

– Да, Минамото – это я. Доброе утро!

– Сержант Сато. Извините, господин майор, доброе утро. У нас ЧП!

Я продрал глаза, выглянул на замершую за окном платформу, оглянулся назад на безмятежно посапывающего Ганина, подумал о том, что его не стоит оставлять вот таким вот беззащитным в вагоне, и потом только удостоил вниманием этого молоденького Сато, который не знает свое саппоровское начальство в лицо.

– Я сейчас, подождите на платформе.

Этот наивный Сато, наверное, думал, что я тут же накинусь на него с расспросами, и его будет распирать от осознания собственной значимости как юного гонца, доставившего седовласому фельдмаршалу важнейшую государственную новость. Наивных надо лечить.

– Помогите-ка мне с баулом, вон с тем, на полке. А я пока вашего сэнсэя разбужу.

Краем глаза приятно наблюдать за тем, как в два счета можно сбить спесь с честолюбивого молодца, начинающего карьеру. По потухшему энтузиазму в глазах Сато было понятно, что все его наполеоновские планы прямо в вагоне проникнуть в сердце саппоровской «шишке» рухнули. Он пропустил меня в проход и со вздохом потянулся за баулом.

Я же подошел к Ганину и тряхнул его за левое плечо.

– Эй, каменщик, вставай! На урок пора!

Ганин вздрогнул, распахнул свои огромные серые глаза – объект воздыханий курсанточек из полицейской академии, – хрустнул кистями и резко подался вперед.

– Что, Немуро уже?

– Нет, Сан-Франциско!

– Если бы… – вздохнул Ганин и стал запихивать кожаный футляр с ноутбуком в свою дорожную сумку.

Мы вышли на платформу, по которой негромко скребли притомившимися от ночных полусидячих бдений ногами невеселые гости славного города Немуро. Сато по-прежнему распирало от значимости той информации, с которой он был послан меня встречать, но его гонор был сбит моей контратакой, и он покорно ожидал первого вопроса. Я же право первого вопроса предоставил Ганину.

– Ты где остановишься?

– Я не знаю пока. Вы куда меня определите? – спросил я Сато.

– Мы вам забронировали номер в отеле «Минато», но нам сначала нужно в управление. У нас ЧП, у нас…

– Ты ведь тоже, наверное, в «Минато» будешь жить? – перебил я вновь оживившегося Сато, обращаясь к Ганину.

В Немуро только три гостиницы, причем две из них – рёканы, то есть, как пишут в глянцевых туристических буклетах, «гостиницы в японском стиле», где приходится спать в общей комнате на полу вповалку с десятком дальнобойщиков или, что не легче, морячками, пережидающими очередной тайфун. «Минато» здесь единственное более или менее приличное место с отдельными номерами «в европейском стиле», если верить тем же буклетам.

– Вы сэнсэя куда определили? – поинтересовался я у растерянного Сато.

– Какого сэнсэя? Я ничего не знаю. Меня капитан Осима за вами послал, чтобы вас встретить и сопроводить в управление. А про сэнсэя я не в курсе.

– Ладно, – сказал я Ганину, – поедешь со мной, в управлении разберемся.

Мы прошли через здание вокзала. У самого выхода, под синим кругом, перечеркнутым красным крестом, нас ждала черно-белая «Тойота» с зажженной «мигалкой» на крыше. За рулем с каменным лицом, обращенным из глубины салона к стеклянным автоматическим дверям вокзала, застыл водитель. По такой чересчур торжественной обстановке стало понятно, что тянуть с докладом Сато больше нельзя, и, усаживаясь на заднее сиденье, я бросил в его направлении:

– Так что у вас тут стряслось?

Мой вопрос застал парня врасплох, поскольку он в этот момент открывал багажник, чтобы запихнуть туда мой баул, который он любезно дотащил от вагона до машины. Одновременно он головой указывал Ганину на место рядом со мной. Ганин его указанию последовал и плюхнулся справа от меня, а вот баул мой до багажника так и не добрался – Сато дернулся в мою сторону и наклонился к еще не закрытой мною левой задней дверце.

– Сегодня ночью убили капитана Грабова.

Кто такой Грабов, я не знал, понятно было только, что он русский, и, судя по дрожащему голосу Сато, не простой русский. Но убийство – это уже не сход на берег