— Я не врал, когда сказал, что партия начала вмешиваться в дела писателей, — все же начал доказывать свою правоту Илья Романович. — Просто Главлит раньше занимался этим не системно. К тому же там люди сами не знают толком, на что обращать внимание, а что нужно зарубить и не допустить к печати.

— Но вы то мне говорили, что нужно создавать новый орган регулирования, — заметил я. — Про уже имеющийся даже не упомянули!

— Потому что в любой среде должна быть конкуренция, — упрямо заявил мужчина. — Монополия до добра не доводит. А я знал, как у нас власть любит монополии, вот и не стал тебе говорить о Главлите. Иначе бы ты даже думать не стал в этом направлении.

Понятно. Илья Романович же как-то заикался, что союз писателей — это серпентарий. И он похоже набрался там их «уловок и привычек» по манипулированию. Стало противно. Почему нельзя было прямо и честно все рассказать? А сейчас он чего от меня ждет? Примерно это я у него и спросил. На что получил обескураживший меня ответ.

— Ты можешь помочь мне вступить в эту организацию?

Глава 4

Ноябрь 1930 года

— И зачем мне это? — спросил я Илью Романовича. — Вы попытались меня обмануть. А когда не получилось, как вы хотели, просите вам помочь?

Илья Романович тяжело вздохнул, словно приходится объяснять прописные истины ребенку.

— За то, что ввел тебя в заблуждение, приношу свои извинения. А насчет того, зачем это тебе — тут все просто. Я буду тебе обязан. Лично. И вспомни тот наш разговор — если я буду состоять в такой организации, тебе будет проще влиять на нее, если у тебя появится такое желание. Да и ты сам сможешь без проблем издать свою книгу, если у тебя возникнет желание написать еще одну. Я ведь правильно понимаю, что к назначению Жданова ты не имеешь никакого отношения?

Я лишь машинально кивнул, задумавшись над его словами. Вот вроде он все и верно говорит. Но в который раз я сталкиваюсь с тем, что меня хотят использовать, часто «втемную», и даже не стесняются этого! Неужели со мной что-то не так, что я воспринимаю такие действия столь болезненно?

Обдумав эту мысль, я понял, что дело не в том, что меня «хотят использовать». Меня коробило, что это делали тайком, исподволь. Не прямо говорили: давай ты сделаешь для меня то, а я взамен — это. Хотя вот Илья Романович-то как раз почти в таком стиле и «работает» со мной. С той лишь оговоркой, что умолчал о Главлите. Ну и его «взамен» расплывчатое. Захочешь — получишь, не понадобиться — ну и ладно. И откуда у меня может быть уверенность, что он меня не «кинет», когда мне реально потребуется от него помощь на этом посту? Снова все упирается в вопрос доверия! Как я сейчас понимаю товарища Сталина. И даже зауважал его еще больше. Возле него-то подобных «Говориных» и «Жень» крутится на порядок больше. И ему приходится им поручать дела, потому что кто-то все равно должен их выполнять.

И вот что мне делать? Принять его предложение или послать? Эх, как просто и легко было, когда я был младше и не имел тех возможностей, что сейчас. Ко мне никто и не обращался с подобными просьбами, воспринимая как положено — обычным подростком.

— Я подумаю, — так и не смог я дать четкого ответа.

— Как долго? — нахмурился Илья Романович. — Я готов подождать, но хотелось бы конкретики.

— Два дня, — сказал я.

Как раз встречусь с товарищем Сталиным, если не забуду, спрошу и про этого Жданова. Нужны ли ему помощники из писательской среды. А то может там уже все решено, а тут я — с предложением взять в эту структуру Илью Романовича.

Мужчина кивнул, после чего мы попрощались. Мне еще в колхоз ехать надо, время итак поджимало.

Так как к товарищу Сталину на прием я записался сам, то и Савинков за мной не заезжал. Но мне до Кремля и идти — всего ничего. Еще бы не университет, в котором пришлось отучиться полдня. Но ничего, еще два года осталось и уже в тридцать втором году получу диплом! Однако успел я к назначенному времени вовремя.

Иосиф Виссарионович встретил меня как обычно, сидя за столом с кипой документов перед ним. Я его в этом кабинете уже другим и не представляю.

— Здравствуйте, товарищ Огнев. Что-то случилось?

— Хотел отчитаться об уже проведенной работе. Есть кое-какие моменты, что желательно рассказать сразу.

— Вот как? Что ж, я вас слушаю.

Сталин откинулся на спинку стула и достал свою трубку. Похоже, ничего хорошего от моего отчета он не ждет. Или у меня мнительность разыгралась?

— Начну с перевозок, — решил я порадовать для начала Иосифа Виссарионовича. — По вашему списку мной проверено семнадцать маршрутов. Какие выводы можно сделать предварительно: скорость доставки увеличилась в среднем на десять-пятнадцать процентов. При более длительных маршрутах, где предполагается частая перекладка груза с одного транспорта на другой, скорость доставки должна увеличиться еще на какой-то процент — тут будет зависеть от маршрута и частоты смены транспорта.

Товарищ Сталин довольно кивнул, и принялся разжигать трубку.

— При перевозке было три случая попыток кражи. Во всех трех случаях воры пойманы по горячим следам буквально в течение суток. В одном из них был вооруженный грабеж с запугиванием. Как выяснила милиция — уже не в первый раз грабители такое практикуют. Вот только раньше скрыть пропажу части продукции перевозчику было легко, а сейчас — невозможно. Вот он и оказался меж двух огней: или продолжить покрывать грабителей, которые были с ним из одной деревни и угрожали расправой над его семьей, и самому сесть в тюрьму. Или же сдать их, надеясь, что наша милиция сработает быстро. Он выбрал второй вариант. В остальных случаях был сговор воров с перевозчиком. Попытались просто перерезать веревки, не трогая пломбу, а затем завязать разрезанную часть и списать на нерадивость проводивших укладку груза. Не получилось.

Я прервался, ожидая каких-либо комментариев со стороны Иосифа Виссарионовича. Но он пока молчал, лишь трубкой попыхивал. Тогда я перешел к другой, уже не столь радужной и оптимистичной теме.

— Начал работать с сотрудниками ОГПУ в качестве наблюдателя. Тут порадовать мне вас нечем.

—