останавливается, бежит со всеми. Расстреливаем их в упор. Другому отрезало ноги, не падает, бежит на костях и смеется… – говорит с местным говором кому-то во тьме заместитель командира Спец.

Мы подходим ближе, молча стоим, докуривая до окурков сигареты.

– А их наркотой накачали. Мы после поняли, когда их окопы заняли: нашли обертки от американских пайков и сами пайки. Боевые пайки, наркотою напичканные. Трое суток действуют. А потом отходняк страшный… Я бы Яценюка с Ляшко в шахту на пару дней спустил – по-другому бы запели, голуби ясные… Я к ним в гости не приходил, мне Ивано-Франковск не нужен. У меня тут родина. Я сам в шахту лазил…

На кухне еще не остывший ужин, оставлен для нас. Газированная вода нескольких видов, шоколадные конфеты, печенье. В комнатах двухэтажные железные стеллажи, на них доски, матрасы и белые шелковые обрезы взамен простыней.

Здесь всё символично. Как всегда бывает после победы.

Про врага не говорят «украинцы», заявляют – «укры» или, презирая, «укропы».

– Не «великие укры», как себя объявили. Укропы вонючие! – плюет кто-то из местных.

Над входом в казарму веет зелено-голубой флаг российского ВДВ. «Десант непобедим!» приписано ниже. На рукавах у бойцов вышитые цветным шевроны отряда: российский флаг, в середине белая птица, поверху большими буквами «Беркут» и полукругом – «Русские своих не бросают!»

– Разогнали у себя «Беркут»! А он их здесь раздолбал!

У бойца на ремне автомата надпись: «И воздам вам за грехи ваши!»

В общем туалете казармы надпись на сливном бачке унитаза со стрелкой вниз: «Окно в Украину».

Россиян здесь чуть больше десятка. Остальные, человек семьдесят, все местные ополченцы. Рабоче-крестьянская народная армия, от шестнадцати до шестидесяти пяти лет. Так, видно, набиралась когда-то в семнадцатом Красная гвардия. Пришли добровольно бесплатно служить. Некоторые прошли еще Советскую армию, другие не служили совсем.

Кормятся за счет отряда и живут, по сути, в неволе. Дома нищие семьи. Сюда пришли в большинстве от отчаяния, в надежде, что когда-нибудь будет армия и что-нибудь будут платить. Стреляных, кто участвовал в последних боях, можно считать по пальцам. Оружия никакого, лишь несколько автоматов, с которыми ходят в караул. Формы у многих нет, ходят в джинсах и свитерах, с повязанной георгиевской ленточкой. Могут сходить в увольнение, но это по обстоятельствам. Живут здесь черт пойми как, и впереди у них черт пойми что.

А ставку на них никто и не делает. Нужны для количества. У командира Сочи россияне – ударная группа, имеют какой-нибудь опыт, хотя бы армейскую службу или ту же Чечню. Нас он вооружил первым делом. Выдал всем автоматы, досталась пара подствольников.

– Это оружие – мое личное! Кто потеряет или у кого отберут – сам к стенке поставлю и сам расстреляю! – хрипит Сочи сорванным голосом.

Здесь на каждом шагу прям как у Бунина в его «Окаянных днях»: «…а слово „расстрелять“ с языка не сходит».

Находка не слишком высокого мнения о местных вояках. Поставил ему Сочи задачу – взять под контроль двадцать километров донецкой трассы.

– У меня столько бойцов[2] не будет. Да даже если всех «чиполлин»[3] поставить, все равно надорвемся! – возмутила его нереальность задачи.

Ара-Артур – армянин из России, воюет здесь с мая месяца. Легенда нашего «Беркута». Прошел сто дорог, потерял столько друзей. Свои по ошибке расстреляли КамАЗ с ополчением. Этот и с ним еще кто-то выжили, остальные, десятка три – намертво. Толстый, спокойный, сидит во дворе у ворот, держит во рту стебель осоки.

– Я жду, когда ордена на мертвых придут. Заберу их и поеду отсюда домой. Мне этот бардак на черта? Я честно воевал. А умирать за отжатый у кого-то джип не хочу.

Этой же ночью первый боевой выезд – в городе атаковали блокпост «Беркута», ранили командира. По коридору бежит с пулеметом Сапог, в дверях подгоняет неповоротливого Связиста Орда:

– Слышь, лейтенант, я в твои годы от пинка прикуривал!

На блокпосту стоит скорая помощь – «швидка допомога», – в ней сидит с бело-красными бинтами на голове ополченец. Никакого нападения не было, и командир даже не наш, не беркутовский – привезли медики с соседнего блокпоста. Там приехала к нему на пост контрразведка, вышел из нее один малый и говорит: «Ты, конечно, парень здоровый, но я здоровее. Давай-ка с тобой врукопашную разомнемся!» И для удовольствия нахлобучил командиру по тыкве.

– Здесь сто атаманов на один город, я говорил, – стоит в стороне Орда.

Вторая за ночь тревога. В машине Сочи несемся как на пожар. Что там стряслось?…

А ничего особого. Сидим в дорогущем кафе «Шоколадка»: бильярд, боулинг, караоке. За накрытым столом весь боевой цвет Макеевки – ханы и атаманы. Картина из 90-х – сходка местного блатняка. Суетится официант, на столе – шашлык, коньяк, водка; на пальцах и шеях гостей – золото вперемешку с наколками; на коленях – малявки лет по восемнадцать; за ремнями – огромные пистолеты, у кого сразу по два. Все воевавшие, все повидавшие…

Разговоры о взятии Киева – не меньше! Как будут делить!.. Мигает светомузыка, плывет сигаретный дым. Из своих – только Сочи да еще один, кого мы не знаем. Остальные – гости с Кавказа, некрещеные души.

Мы в полной боевой амуниции, с автоматами и гранатами, сидим на соседних столах – почетный караул русского спецназа. Во все углы нацелены заряженные стволы. Всё серьезно. Но здесь никого нет!

– Здесь нет фашистов! – озлобленно повторяю я Доку.

Через зал спешит опоздавший на сход «ветеран» – молодой кавказец лет двадцати пяти, накачанный, с модным пистолетом под мышкой.

– Добрый вечер, – поворачиваю я на него автомат.

– Я – вежливый лось… – негромко добавляет позади Док.

Тот аж побелел. Сует нам какой-то пропуск, подписанный ста атаманами, что-то лепечет.

Из-за занавески улыбается Сочи:

– Пропускай.

А как пропустили, за столом хохот:

– Ты что опоздал? Русские, что ли, арестовали?

Главный босс – Алик, воротила местного бизнеса, настоящий хозяин «Беркута» – отправляет Сочи с разведкой на «Синюю базу», проверить службу. Уходим вдвоем.

А на парадном выходе заклинили, не открываются двери.

– Сейчас прострелим! – примеривает Сочи к замку автомат.

По залу несется официант:

– Не надо, не надо!.. Есть другой выход.

Сочи лезет в карман за телефоном.

– Алик, – с подозрением оглядывает он зал, – будьте там осторожны. Это неспроста. Мы уходим через черный ход. Без нас – никуда!

Слышно, как в трубку отвечают: «Да прекрати ты!»

Сочи гонит машину, словно на ралли. Тормозит так, что кишки лезут в горло. Плохо