внутри передвижного железного вагончика. Солнце палило с самого утра, поэтому атмосфера внутри потихоньку накаливалась. Окно было открыто, но это слабо помогало ситуации. Грохот исходил от его «сокамерника», который был привязан на пять метров дальше. Он бил ногами по жестяному полу, стенам, да и вообще по всему, до чего мог дотянуться его ботинок. Выглядело это всё со слов Василе таким образом, будто нога этого человека существовала отдельно. Сам он лежал неподвижно, его лицо было накрыто подобием тканевой тряпки, видимо, это была импровизированная защита от насекомых. Василе промычал и привлёк внимание своего товарища по несчастью. Тот снял со своего лица плотную тряпку и удивлённо выстрелил взглядом в своего сокамерника:

– Васек, ты? Тебя-то они где взяли? Ехал же ровно себе на жопе своей в поезде, нет?

Сокамерником Василе оказался узурпатор места в плацкарте.

– Я-я-я-я… – заикаясь начал говорить Василе.

– Да ты не заикайся, Вась, эти лохи пальцем не тронут, разве что потаскают, что-то они задумали, я хер пойму. Шептаются постоянно, ходят в своих балахонах. Хоть жрать нормально дали, на том спасибо, – ответил сокамерник.

– А вас где они взяли? Я же видел, вас из поезда высаживали, – приходя в себя спросил Василе.

– А? Точно, заметили, что у меня билета тю-тю. Прям после того, как ты вышел, ко мне из другого вагона контролер подошёл. Ну чё делать, глотки резать что ли розочкой? Не, если так свыше решили, что я высадиться должен, то ладно, чё поделать, да? А…Так вот, меня высадили, посадили в бобик. Ко мне этот в фуражечке рядовой или кто он там, поворачивается такой и бряк: «Мужик, мы щас на дело еще поедем, тебя оформим попозже. Там шпалы дальше на дороге херанули, проверить нужно, протокол написать. У тебя выбора особого нет, это я тебя так оповещаю». Вот и поехали мы куда- то в глухомань полную, ну вот натурально пердь какая-то. Короче, ехали мы там ну час, может, я не знаю, чё их вызвали в такую даль. Едем втроем. Я и два вот этих в фуражках. Они там чёт говорят, я о своём думаю, но чувства странные у меня еще тогда появляться начали. Понял, да? У меня такое чувство в животе было ещё, когда от меня моя женушка свалить хотела. Чуял я тогда уже, да думал, что компот просто уже переспевший был, так оно и было, но ведь и баба моя угнала. Сигналы, короче, от вселенной я улавливаю, но воспринимаю пока плохо. И вот мы всё ближе, а живот у меня всё болит и болит. Ну я посетовал снова на морс, да фиг там плавал. Мы подъезжаем, темнота кромешная, на дороге никого, мы в глуши какой-то полной. Видно лишь, как железки отсвечивают, а деревяшек нет. Ну эти в фуражечках там куда-то чет отошли, я почуял, что тут мой шанс. Они думали, чё, козленка какого-то на заднее посадили? Хер там, там такой козёл, что машину перепрыгнет и не заметит, понял да? Ну вот, я сижу и прикидываю. Дверь задняя то вообще хлипкая, а чё? У них там из событий только покушение на гусей или чё там. На соплях, короче, держится дверь, понял да? Ну я по ней двумя ногами херак. Руки мне вязать не стали ребята, спасибо им, а чё взять с меня? Я опасный какой рецидивист что ли какой? Так лишь на поезде хотел без билета шмыгануть, людское же, понял, да. Ну вот бегу я по дороге этой какой-то безобразной, про себя думаю, что вообще как-то мутно. Я хоть с духами там на одной волне, но такое вообще не по мне, Вась, понял да? Не маленький уже, а темона давит и давит. Ну вот увидел я свет какой- то, подумал, что это друзья мои в фуражечках, шмыгнул в кусты, а там хопа – четыре рыла в каких-то мешках мусорных сидят, на меня зыркают. Я договориться пытался, а они молчат. Лыбились. Да такую лыбу давили ехидную, ты бы видел. Будто им вот меня и не хватало. Я уж хотел тапку давить, разворачиваюсь, чую, что ноги не идут, а в глазах темнеет. В висок мне прописали палкой. Вот так вот, Вась, понял? Проснулся ночью уже вот тут на привязи. Они успели побеседовать со мной даже, с тобой тоже болтать будут. Ну мракобесы, конечно, конченные, Вась, я тебе скажу. Это я тебе как духовный мост между человечеством и русскими тополями говорю. Я как услышал, кто они и о чм они, сразу стыдно стало за всё наше дорогое и любимое. Ну хоспади, ну есть же хорошие вещи, рунами бы лучше занимались, чем этим. Хлеб бы пекли, деревянный символ фаллический выстругали там, обнялись вокруг него. Ты, Вась, пойми, они верят в гигантскую невидимую змею, которая обвилась вокруг мира нашего. Извращения какие-то. Я сам вообще тёмный человек, но даже я знаю культы змей получше и покраше, а это прям вот даже не опишешь. Вызывайте врача, да везите меня в склифасовского, понял да? У нас вот в армии в девяносто девятом тоже парень был, с ним случай вот. Он как-то вот ремень просрал, у него командир по роте спрашивает: «Товарищ, где ремень ваш», а он ему: «Уполз, товарищ командир взвода, сейчас найду», а потом с разбега в стену врежется, его потом дембельнули по головушке, сейчас держит две автозаправки под Костромой, вот так вот.

Голова у Василя от такого рассказа заболела ещё больше прежнего. Весь этот поток информации трудно влезал в уши и усваивался в сознании. Понятно было то, что находился он в каком-то подобии плена. Предельно ясным представлялось то, что пленители его были совсем непростые, какие-то представители какого-то неясного странного культа. Туманно всё. Зачем кого-то похищать? Зачем всё это устраивалось? Вопросов было, конечно, бесконечное множество. Василе молчал, обрабатывая все сказанное. Сокамерник, казалось, понял это и даже перестал стучать ногой по жестяному полу. Всё вокруг казалось дурацкой книженцией про попаданцев. Глядя в маленькое окошко своей импровизированной клетки, Василе вспоминал своих маму, своё детство и юность. Какая же простая судьба. Средние оценки, увлечённость фильмами и странными вещами, первая любовь по имени Света, первое расставание, обычный выпускной и самое типичное поступление. А потом мой друг оказался в этом вагончике и задумался. Хлынули вопросы на него.

«Если я сегодня выживу, то проживу свою жизнь достойно», – мысль каждого пленника и узника. Мне кажется, что все самые мудрые мысли на нашей планете ползут прямиком из капкана. Насколько