— … Когда рыцарь-наставник влил в меня поток живого огня, он был так неосторожен, что кроме отравы выжег мне некоторые части памяти. Нет, это не шутка.

— Он спас тебье жизнь! — вдруг заорала Маргарет.

Ну, это еще как сказать: мне — да, а вот насчет подопечного… Даже без раздражения от общей слабости и жжения в шраме я был критично настроен к Вартенбергу и менять отношение не собирался. О мертвых либо хорошо, либо ничего кроме правды, а правда состоит в том, что он как наставник воспитал конченого мудака, а потом и вовсе погубил его юное высочество.

Интересно только, почему Маргарет приняла мое нескрываемое небрежение к Вартенбергу столь близко к сердцу. Я, кстати, сейчас невольно смотрел примерно в район этого самого сердца, где крупные соски заметно натянули тонкую ткань платья. Вроде не холодно в помещении, а тем не менее.

— Где моя одежда? — пришла вдруг мне на ум здравая мысль.

Когда поднял взгляд, столкнулся с глазами фурии. Маргарет хорошо заметила, куда я так беззастенчиво смотрел и ей это не понравилось. Прерывисто вздохнув и что-то прошипев на своем, дама-воспитательница дёргано развернулась и направилась к выходу.

Уходит что ли? Нет, не уходит — выглянув в соседнюю комнату, Марго отдала команду и в комнату вбежали три девушки-служанки. Проходя мимо, дама-воспитательница сорвала с меня одеяло, оставив стоять обнаженным. Причем хорошо так дернула, что я — все еще скованный слабостью, чуть не рухнул.

Вот это поворот, вот это отношение к моему королевскому высочеству. Или оно не такое уж и королевское, или реципиент леди Маргарет в чем-то сильно насолил, так что она от злости совсем страх потеряла. Именно реципиент, это не следствие моего небрежения к Вартенбергу — со скрытой злостью Маргарет смотрела на меня еще до того, как мы говорить начали.

Оставшись без одеяла, я собрался было смутиться, но быстро оставил это дело — впорхнувшие в комнату девушки даже не думали краснеть, для них явно дело привычное. Повинуясь аккуратным касаниям, я вытянул руки по сторонам, изображая из себя вешалку и меня начали одевать. Вроде как удивительно происходящее, а вроде как и не особо. Слышал, что у английского короля Карла III есть человек, который ему каждое утро на щетку зубную пасту выдавливает, строго выдерживая порцию. На фоне этого знания то, что сейчас две девушки шнуруют мне высокие ботинки, а третья поправляет ремень, разглаживая складки, не сильно удивляло.

Интересно, а мыться девушки мне тоже помогут? Надо потом выяснить.

Одели меня очень быстро — на мне оказалось нечто среднее между нарядом для охоты и костюмом для верховой езды, после чего служанки упорхнули. Я же повернулся к Маргарет, которая насупившись в кресле стала еще больше похожа на Мэрилин Монро, только рыжую и в более современной обработке, я ведь ее не в черно-белом цвете вижу. «Мэрилин Монро Кинг-Сайз»*, невольно скользнул у меня взгляд на ее верхние девяносто пять.

Что дама-воспитательница, что погубивший и себя и подопечного рыцарь-наставник мне откровенно не нравились, если брать их профессиональные качества. Но Марго всю ночь просидела у моей кровати, никуда не уходя; пыталась остановить, как могла, его пьяное высочество за столом и за рыцарем-наставником побежала, когда запахло жареным. Может она и не очень приветливая, но паскудством в мою сторону не отмечена. Да, бездарность в вопросе воспитания, но не злодейка. Тем более что дело может быть во мне — а вернее, в наследстве реципиента.

Да и все равно других, кому можно довериться, я не вижу — тот же первый советник, который непонятно где был во время моего отравления, мне даже по голосу не нравится. Поэтому я подошел к креслу, на котором сидела нахохлившаяся Марго и взявшись за подлокотник опустился на пол на одно колено, так что наши глаза оказались на одном уровне.

— Маргарет, послушай. Я потерял практически всю память, даже родной язык забыл.

— У т-тебя русский родно-ой, — буркнула вдруг она.

Вот это очередной неожиданный поворот. Однако.

— Хорошо, финский забыл.

— Свенскья!

Я так и предполагал, что шведский, но специально ошибся. Вот для этого:

— Я даже забыл, какой язык забыл. Видишь, как все сложно?

Похоже, Маргарет начала понимать всю серьезность ситуации, черты лица едва-едва разгладились.

— И у меня к тебе сейчас важный разговор. Из-за шрама мне больно говорить, так что послушай, пожалуйста, не перебивай. Из недавних событий я помню только конец ужина, во время которого меня хотели убить и меня спас барон Вартенберг. Что прежде было — практически пустота, воспоминаний мизер. Это понятно объясняю?

Маргарет, взгляд которой постепенно менялся, кивнула.

— Я уважаю самопожертвование наставника, но, если бы он был рядом — не только вчера вечером, умирать бы ему не пришлось. Можно было делать работу воспитателя сразу хорошо, чтобы не пытаться потом исправить вал ошибок одним подвигом? Можно, но он почему-то этого не сделал. Сначала воспитал подонка, который недостоин по земле ходить, а потом — когда все стало совсем плохо, погиб геройской, но крайне глупой смертью…

Живое пламя в щеке говорить не только мешало, но одновременно и помогало. Спрятанная боль придавала мыслям четкости, пульсирующим очагом задавая речи нужный ритм. Столько всего уже сказал и ни одного «ну», «типа эта», и прочих «короче».

Пока я раздумывал параллельно словам, не сразу обратил внимание, что Маргарет смотрит на меня как будто призрака увидела. Хм, а не пересолил ли я с откровенностью? Или это как надо сработала закладка про «подонка», которую я вставил специально, на случай если у них с реципиентом все же был конфликт?

— У меня к тебе есть пара просьб. Первая — если я тебе неприятен по каким-либо причинам, найди мне новую даму-воспитательницу, которая готова ответить на мои вопросы, а не обзывать по-всякому.

— Нет-нет, — замотала головой Марго. — Йа прошу проще…

— Забудь. Тем не менее, меня пытались убить и мне это не нравится. С этим нужно разобраться, поэтому мне будут нужны ответы на вопросы. И еще: никому не говори, что я потерял память. Для недоброжелателей, да и вообще для всех, это лишняя информация.

Да, есть вариант, что сейчас же эта самая лишняя информация от нее разойдется. Но тогда сразу ясно, что нам с Маргарет точно не по пути вне зависимости от ее решения. О том же, что я теперь без памяти так