Зато утром нам пришел запрос на исследование коттеджа вблизи озера Нэгин. Прочитав обоснование, я так разволновалась и обрадовалась, что, когда вскочила из-за стола, едва не грохнула липофаг на пол.

Нашей полиции таки удалось найти дом, где почти три месяца скрывалась Фелисити Питерс! Впрочем, "найти" было не совсем точным определением: скорее, хозяин дома нашел полицию. Некий мистер Коул, который уехал отдыхать во Францию, а, когда вернулся, увидел лицо Фелисити в газете и понял, что это та самая девушка, которой он сдал дом на озере.

...Фелисити провела последние дни жизни в доме, ничуть не похожем на кривобокий самострой, который я уже начала себе представлять с долей сочувствия к бедняжке.

Это был двухэтажный дом с толстыми кирпичными стенами и наружными деревянными балками, а на островерхой крыше под резким ветром бодро поворачивался флюгер-кораблик.

Дом стоял на берегу одного из бесчисленных мелких рукавов речки Уолла, и от дома отходил узкий прямоугольник причала. На причале стояла добротно сделанная деревянная скамья с горбатым брезентовым навесом, прикрывающим ее от дождя и снега. Даже сейчас, когда хрупкие, омертвевшие камыши торчали из прихваченной льдом воды, а деревья тянули вверх черные обнаженные ветви, это было красивое и живописное место. Я легко могла представить себе, как Фелисити стоит на причале, грея руки о курящуюся паром чашку, и задумчиво смотрит на зимний пейзаж, на текущую подо льдом воду... А за ней - единственная цепочка следов, ее собственная, и дом горит всеми окнами...

- Как же она провела здесь всю зиму? - едва ли не с ужасом произнес Эндрюс, осматривая окрестности. - Одна, в глуши...

- Зато красиво.

- Я бы скоро тут начал с белками разговаривать, - продолжал мой помощник. - Беспросветное одиночество, никого рядом нет...

- Может, она этого и хотела?

- Может, - неуверенно согласился Эндрюс, словно признавая эту возможность в теории, но совершенно не представляя ее на практике.

- Доски причала надо будет рассмотреть особенно внимательно, - сказала я скорее себе, чем Эндрюсу, но тот откликнулся:

- Думаете, она оттуда упала?

- Во всяком случае, доски сосновые, как и щепки из ее ладоней и затылочной части головы.

Признаться честно, я нетерпеливо ждала возможности зайти в дом, но сначала нужно было взять пробу воды - не меньше одного литра, - чтоб потом сравнить диатомеи, просочившиеся в ее костный мозг, и местную водяную флору. Потом образец дерева из шести различных точек причала. Обследовать причал на биологические жидкости спустя такой промежуток времени было бесполезно, но я все же забрызгала гемофорином каждый квадратный сантиметр. Ни одного намека на то мягкое синеватое свечение, которое заметно даже днем.

Внутри дом был обставлен уютно и со вкусом: деревянные панели, зеленый, цвета мха, ковер, подвешенные на кожаных петлях полки с безделушками и книгами, два высоких торшера с оранжевыми абажурами справа и слева от дивана... Я увидела затерянную среди его вышитых подушек книгу в мягкой обложке: рыжая девица в разорванном платье, прижимаясь к стене лестничной площадки, с ужасом смотрит вверх на нечто, невидимое читателю. Название, начертанное вверху сочащимися кровью буквами - "Призраки не убивают". М-да, и не поспоришь.

Возле дивана было еще две стопки таких книг: дешевенькие детективы и триллеры вперемежку с "Эммой" Джейн Остин, сборниками стихов Оскара Уайльда и Эмили Дикинсон, пьесами Ноэля Кауарда, автобиографией Конан Дойля и шотландскими сказками.

На круглом журнальном столике - кружка с выпирающей оттуда бело-зеленой плесенью, коробка с катушками ниток, коробка с бисером и натянутая на пяльцы вышивка: крошечная кофейная чашка и ручная мельница, окантованная россыпью кофейных зерен. У мельницы не хватало ручки, и пар над чашкой был словно обрезан, но вышивка уже была почти закончена. Или совсем чуть-чуть, но уже навсегда - незавершена.

На кухне, куда позвал меня Эндрюс, было чисто и аккуратно, только на плите стояла кастрюлька с темным осадком на дне, и в мойке стояла еще одна кружка, нож и большая ложка для перемешивания. На кухонной столешнице стоял вскрытый пакет с молоком и жестянка какао, а над ней, на стене, висел список разрешенных и запрещенных продуктов и время приема пищи.

Холодильник был царством овощей, с редкими вкраплениями молочных продуктов и одной-единственной половинкой куриного филе; на бутыли с простоквашей я увидела красивые четкие отпечатки пальцев, а с корня имбиря сняла обрывок ценника с частью символики магазина. Еще на полках я нашла несколько шоколадных плиток, на каждой красовалась надпись фломастером "Ты уверена?" и свиной пятачок.

Вся кухня была увешана этими подробными списками и напоминаниями самой себе на разноцветных листках бумаги: "Купить масло, соль, свечи, бумагу, имбирь", "Сегодня до 9.00", "Никаких сладостей, только сладкая жизнь!" и тому подобное.

Списки были аккуратно разлинованы и выписаны каллиграфическим почерком, а небольшие записки часто украшали маленькие зарисовки ручкой: свинья с крыльями, чайный пакетик, поджимающий края, чтобы не попасть в чашку, ухмыляющаяся капуста в кружевах...

Оборудование кухни напомнило мне дом Аймона: безусловно, это было отличное место для того, чтобы готовить с выдумкой, оставаясь в рамках жестких правил.

- Холодильник заполнен почти доверху, - заметил Эндрюс. - Вообще, она должна была часто выбираться за продуктами и покупать только свежее.

Мы не нашли ни крови, ни следов борьбы, но в спальне, на постельном белье - несколько крошечных пятен того, что могло быть спермой, и я осторожно вырезала лоскут из белой хлопковой простыни.

Все наши действия отражала дверь гардероба: притемненное зеркало шириной во всю торцевую стену спальни. Мой силуэт в нем мелькнул и исчез, когда я отодвинула дверь и начала ворошить одежду Фелисити.

Внизу в коробках лежали тяжелые практичные ботинки с высоким шнурованным голенищем - почти такие же, как у меня самой, - несколько пар зимних сапог, поношенные кроссовки и множество легкомысленных, пестроцветных туфелек на заостренных каблучках, которые наверняка бы нещадно дырявили паркет, если бы хозяйка выходила в них куда-то за пределы спальни.

На вешалках висела серебристая шубка, два черных пальто, брючные костюмы, платья... Одно из них сразу привлекло мое внимание: остальные вещи были яркими, но элегантными и очень качественными, а это было сделано из дешевого полиэстера под атлас. Оно было малиновым, с черной отделкой по короткому пышному подолу и корсетным верхом без бретелек. Из-под малиновой ткани топорщились черные нижние юбки, сделанные из чего-то похожего на занавески. Наверное, это должно было выглядеть кокетливо, но выглядело как самое большое детское платьице в мире; а его размер серьезно отличался