Шрифт:
Закладка:
Все, кто слышал публичные выступления Олены Зеленской, должны признать, что «мягкая сила» — слова, идеально выражающие ее сущность. Она крайне скупо поведала о том, что первые три месяца войны жила отдельно от мужа, хотя не покидала Украину; потом вернулась в столицу. Дети полностью лишились привычной среды (сын Зеленского Кирилл признался, что играет только с собаками и телохранителями), первая леди свернула всю публичную активность и дала первые большие интервью с фотосессиями только в июне (мартовский разговор с Die Zeit был еще дистанционным).
Как и положено жене трикстера — Сольвейг Пер Гюнта, Неле Уленшпигеля, Гюльджан Ходжи Насреддина, — Олена Зеленская не спешит появляться в одном кадре с мужем и не дает ему публичных советов. Она несколько раз отказывала журналистам, желавшим написать биографические книги о ней, и отказалась участвовать в создании сценария об их романе. «Я не вижу себя ничьей киногероиней... хотя, пожалуй, все-таки Тарантино!» Любимым занятием она назвала участие в сочинении сценариев для «Квартала», но вернуться к этому хобби не планирует. «Все изменилось необратимо, — повторяет она. — Ничто не будет прежним. Хотя «Квартал» был и остался нашей второй семьей».
Из дизайнеров одежды она особенно уважает украинцев — Артема Климчука, Катю Сильченко (Coat) и Юлию Богдан (SIХ). Любит брючные костюмы, а если уж платья — то от Лилии Литковской. Любимый цвет — светло-голубой. Серьги и подвески — от Валерии Гуземы. Туфли — от Jimmy Choo, хотя, по собственному признанию, любой обуви она предпочитает кроссовки. Какие? Ну, например, экокеды французского бренда Veja. Очень такая продвинутая обувь, Меган Маркл такую носит, вот ее рекламное описание: «Обувь Veja производят из каучука, экологически чистого хлопка, а также материала, который получают из переработанных пластиковых бутылок. Кожа для кед обрабатывается путем растительного дубления с экстрактом акации, то есть без хрома и других тяжелых металлов. Обувь производится в Бразилии и поставляется в коробках из переработанного картона».
И вот ровно на этих словах я с чудовищной ясностью понял, какой все это бред и насколько все эти разговоры, хотя бы и в самой светской хронике, к Зеленской неприменимы. Как-то хочется в этот момент самому себе адресовать слова, которые Зеленская обратила к англичанам в интервью Лауре Кёнсберг (BBC): «Пока вы считаете деньги, мы считаем трупы». Точнее, так это перевели в России. Правильнее — мы считаем катастрофы, трагедии. Это вообще хорошее интервью, резкое: «Меня оскорбляют разговоры о том, что вот, я была женой актера, а вдруг оказалась женой лидера нации в военное время. Он ни в кого не превратился. Он всегда был таким. Он никогда бы не мог поступить иначе!»
Наиболее же откровенным интервью Зеленской за все это время — демонстративно прямым, без малейшего имиджа, она ведь любит сниматься без косметики, — я считаю ее беседу для Die Zeit, которую провели две журналистки — Катрин Гилберт и Амели Шнайдер. Оно опубликовано 15 февраля 2023 года и называется «Не хочу быть жертвой». Там первая же реплика отличная:
— Как поживаете?
— Жива.
Дальше не хуже:
— Как вы себя ощущаете?
— Как белка в колесе. Я функционирую. У меня нет ни секунды покоя, а когда эта секунда появляется, я слишком измучена, чтобы прислушиваться к себе.
Война изменила все. Когда-то мне казалось, что самым трудным будет соблюдать протокол и быть на виду у всех, я ведь так люблю независимость. И все эти страхи сегодня так смешны. В первые месяцы войны мы вообще не виделись. Но самое трудное — это не физическая разлука. Сейчас много разлук. Мы хотя бы раз в неделю обедаем вместе, но не могу сказать, что мне становится легче после этих встреч или разговоров. Он так изменился... Мы раньше так много смеялись. Сейчас я радуюсь, когда могу заставить его улыбнуться.
— В чем главная перемена?
— Исчезла легкость. Постоянное давление. Мы организуем по всей стране терапию для детей, потерявших кого-то из родных. Но мне самой ненамного лучше.
— Вы получаете психологическую помощь?
— Я прохожу терапию и не вижу смысла это скрывать. Например, у меня портится зрение. Безумие какое-то, у меня за мои 45 лет сроду не было проблем с глазами. Но это потому, что мы постоянно смотрим в телефоны... И год живем в темноте. Либо электричество отключают, либо мы в подвале. Иногда мне кажется, что русские ждут, когда люди устанут бегать в бомбоубежища или подвалы, чтобы спрятаться. Тогда они внезапно ударят и убьют гораздо больше... как недавно в Днепре.
— Вы сильно ненавидите русских?
— У нас точно нет стокгольмского синдрома, когда жертва сочувствует мучителям. Мы не видим и не чувствуем массового движения против войны в России. Мы не видим, чтобы кто-то сочувствовал детям, гибнущим на Украине. Вместо этого после каждого ракетного удара мы читаем многочисленные комментарии в социальных сетях типа «Пусть они там все наконец сдохнут». Это не мы напали, это на нас напали и нас уничтожают. Этого достаточно для ответа?
— Вы нормально спите?
— Спать мне трудно. Знаете, что я заметила? Мне стало трудно не только излучать энергию, улыбаться, увлекать за собой... Мне стало трудно сопереживать.
— Вы писали сценарии для компании мужа. Сейчас пишете?
— Не могу больше. Раньше я любила придумывать смешное. У меня было такое ироничное отношение к жизни. Сейчас это все ушло. Но