— И кто же выдал вам такое разрешение?

— Тот, кто подарил копье.

— И кто же?

— Генерал Эйван Роше.

— Хм, — не сдержал усмешку мужчина, а затем и вовсе засмеялся, принимая мои слова за откровенную чушь. Что, надо заметить, меня сильно задело. — Эйван Роше? Герой Семидневной Войны? И как вам совесть позволяет осквернять его имя?

— Ну, наверное, потому что он не считал вручение подарка своей падчерице осквернением.

Плевать я хотела на вежливость. И плевать я хотела на то, как изменился твой взгляд, Хакс, словно тебя обожгли огнем, хотя предупреждали не лезть на рожон. Сложив руки на груди и впившись пальцами в плечи, я почувствовала, как заскрипела кожа перчаток и затрещали швы.

— Не знал, что у генерала была дочь… — С некоторой озадаченностью подметил мужчина, делая вид, словно и вовсе не задел меня за живое.

— Я не его дочь, — неожиданно для себя огрызнулась я, чего испугалась и поспешно отвела взгляд, однако Хакс не обратил внимания на колючие слова.

Его дочь… хотела бы я быть его дочерью, это была бы для меня честь.

— Если вы приходились родственницей генерала, то я тем более удивлен, что о ваших способностях так никто и не узнал.

— О каких еще способностях?

— Вы из меня идиота делаете? — Не столько раздраженно, сколько устало переспросил генерал. — Вы отбросили моего адъютанта, не прикоснувшись к нему, а также укрыли нас Силой от взрыва. Что-то мне не верится, что форсюзер с таким необычным оружием, да при таких связях, оставался незамеченным. Что вы скрываете? Чего боитесь?.. Или кого.

Глядя на генерала, я могла поклясться, что он выглядел так, словно открыл для себя сокровенную истину, принесшую ему неописуемый восторг.

— Хм, не хотите кому-то составлять конкуренцию? — Ядовито прошептал мужчина. — Хотя, я вас понимаю. От этого парня порой действительно не знаешь, чего ожидать.

От этого парня? Ну конечно же, Вэйдис, о ком еще мог говорить Хакс, если в Первом Ордене ходила слава лишь об одном форсюзере, не считая Сноука. Кайло Рен. Передо мной будто возникло ведение прошлого — взрыв плазмы светового меча, разъедающий мои руки. После несчастного случая я действительно боялась темноволосого юношу, полагая, что он будет видеть в любом человеке, связанным с Силой, угрозу. Но он был так ослеплен амбициями и душевной болью, что не разменивался на подобные мелочи — парень загодя вбил в голову, что являлся единственным последователем, достойным пути Лорда Вейдера.

Пусть Хакс наслаждается своей правдой, так будет лучше для всех.

— Теперь понятно, почему ваши услуги обходятся так дорого.

— Что? — Отвлеченная абсурдным вопросом, я отпустила тягостные думы и ухватилась за реальность. Мне? Много платят? Точно, Хакс же обронил подобную фразу, когда встретился со мной на площадке. — Вы о чем?

— Знаете, лейтенант, — неожиданно оставив хищную ухмылку, мужчина одарил меня раздраженным взглядом, от которого захотелось провалиться сквозь землю. — Мне ясна ваша ситуация, однако это не оправдывает ваши премиальные, каким бы образом вы их не получали.

Я смотрела на генерала с откровенным непониманием, едва не открыв рот от удивления. О чем, черт возьми, речь, какие еще «премиальные»?!

— Боюсь, я не совсем…

— Мой адъютант предупреждал меня о том, что вы пользуетесь своим положением и набиваете цену. Сперва я подумал, что дело в… женском очаровании, так это называется?

Адъютант. Вэсиль. Сука. Что б ты сдох. Если уже не сдох.

— Это безумие, генерал, я не…

— Вы спасли меня, лейтенант, я это не забуду. — Поднявшись с места, напряженно произнес Хакс, представ передо мной в образе кровожадной овчарки, цербера, готового наброситься на жертву и растерзать на куски. — Но чьей бы родственницей вы ни были, я обещаю, что проведу тщательное расследование и лишу вас всех привилегий. Даже подарочного клинка. Ибо никто, — прошептал мужчина, посмотрев на меня сверху вниз с откровенным наслаждением садиста, — никто не смеет порочить Первый Орден.

Порочить Первый Орден…

Что ж, вот таким ублюдкам мне и приходится прикрывать спину.

Часть 3. «Cо страхом и трепетом»

Комментарий к Часть 3. «Cо страхом и трепетом»

Часть писалась и оформлялась в полевых условиях (и редактировалась, да xD) сурового зимнего Санкт-Петербурга в промерзшем номере отеля, поэтому простите за отсутствие красных строк.

Часть 3. «Cо страхом и трепетом»

…я исполню свой долг.

Герои Семидневной Войны. Мы смотрели на них, как на богов, идолов, перед которыми требовало приклонить колено и безропотно молчать. Они вызывали восхищение, гордость, представляли лицо Первого Ордена: гордое, статное, величественное. Шесть бравых командиров предстали перед многоликой публикой под открытым небом цвета сирени под звуки бурлящего жизнью города.

Они смотрели на нас, а мы не решались поднять взгляд. Посмотреть на их голограммы.

Одна из небольших звездных систем, находящаяся под покровительством Первого Ордена, неожиданно скинула лживую маску, заявив о прямой поддержке сопротивленцам. Имея прекрасную репутацию одного из лучших поставщиков и производителей оружия для звездных крейсеров, она стала в глазах Первого Ордена угрозой, от которой стоило немедленно избавиться. Миссию поручили Эйвану Роше.

Отправившись вместе со своей командой на задание, он произвел фурор, подавив силы сопротивления за семь дней. Он был прекрасным генералом, лишь подтвердившим свою репутацию, и мы с мамой первыми поздравили его с победой. Голограмма рябила, отчим выглядел уставшим, однако довольным и искренне обрадованным нашим звонком. Мы пообещали по его прилету закатить вечеринку, я даже выторговала у своего командира два дня выходных. Мы поспешили готовиться к празднованию, даже не подозревая, что по прошествии двадцати минут после разговора выстрел, произведенный с одной из «взбунтовавшихся» планет, уничтожит звездный разрушитель, на борту которого находилась большая часть командного состава.

Сегодня мы должны были праздновать победу. А в итоге стояли на гигантской площади, заполненной тысячами горожан, в первых рядах, боясь посмотреть на пустые гробы и проецируемые голограммы павших солдат.

Я понятия не имела, что делать дальше. Эйван стал для меня опорой, без которой я ощущала себя хрупким карточным домиком, готовым развалиться от легкого дуновения ветра. Мама не плакала, она погрузилась глубоко в себя, переживая горе. А я понятия не имела, где найти утешение.

Рискнув поднять взгляд к трибуне, на которой сияла голограмма отчима, я с трудом сдержала желание отвернуться. Нельзя отворачиваться! Нельзя отступать или плакать.

Как бы я ни грустила, понимание того, что Эйван выполнял свой долг, приободрило меня, вселило уверенность. Я прониклась глубоким чувством уважения к этому человеку, а также к его бесстрашной команде, одержавшей победу, но