Шрифт:
Закладка:
— Это тяжкое бремя.
— Дело сделано. И я не отступаю от своих обещаний.
Она смахивает слезу. — Я собираюсь поговорить с ними. Подготовь их. Майкл, он… он плохо это воспримет.
— Я могу быть там, мисс Джин.
— Я бы предпочла, чтобы тебя там не было. У меня еще есть немного времени, прежде чем… Я бы хотела, чтобы у них было несколько дней нормальной жизни со мной.
— Хорошо.
— Еще кое-что, Даррел.
Я наклоняюсь и проверяю ее жидкость для внутривенного вливания. — Что?
— Я связалась с социальным работником.
Я замираю. — Когда?
— Вчера.
Мои губы приподнимаются. — Ты вела себя так, словно не была уверена в моих намерениях, но ты уже делала шаги.
— Я верила в тебя, но я также подготовила себя к худшему. — Теперь она улыбается. — Социальный работник будет у тебя сегодня вечером. Я собирался позвонить тебе, но оказался в больнице прежде, чем у меня появилась такая возможность.
— Подожди. Ты сказал… этим вечером?
— Я не хочу ждать до последней минуты. Пока я еще жива, я могу помочь с оформлением документов. Это предотвратит любые осложнения, когда придет время.
Сейчас самое время солгать ей. Сказать, что у нее впереди еще много лет. Заверить ее, что она сможет наблюдать, как дети растут, и у них будут свои дети. Но она мне не поверит. Она умная женщина.
— Я встречусь с социальным работником сегодня вечером. Не волнуйся.
— Даррел.
— Да, мисс Джин?
— Спасибо. — Тонкие ресницы трепещут. — Большое тебе спасибо.
Ее благодарность кажется необоснованной. Если бы не профессор Штайн, я бы до сих пор застрял на работе, которую ненавижу, пытаясь найти смысл в жизни, из-за которой я чувствую себя мертвым внутри. Без него я не был бы тем человеком, который я есть. Я многим ему обязан.
Занавес с громким шорохом отодвигается, и появляется доктор. Его глаза мрачны, а шаги медленны, как похоронный марш.
— Вы родственник? — спрашивает он сдавленным голосом.
Я киваю.
— Давай поговорим.
Я выхожу вслед за ним в коридор и бессильно опускаю руки по бокам.
Его темные глаза пристально изучают меня. — Ты ее внук?
— Я… друг. — Сейчас потребовалось бы слишком долго объяснять, что меня связывает с мисс Джин.
— Только ты? — Он выгибает бровь. В этом предложении есть нотка упрека, как будто он лично оскорблен, что я единственный, кто пришел. — Где ее семья?
— Мертва.
Его лицо вытягивается. Обычно я бы не был так резок, но у меня нет времени убеждать его, что я достаточно достоин говорить от имени мисс Джин.
— Что сегодня произошло? — твердо спрашиваю я.
Он переминается с ноги на ногу, как будто новости, которые он собирается сообщить, слишком нервируют, чтобы оставаться на месте. — Она упала в обморок на работе, и ее срочно доставили в больницу. Я отправил ее сделать несколько снимков и… — Он поджимает губы. — Выглядит не слишком хорошо.
— Она знает.
Его брови приподнимаются. — Правда?
— Да. Она приняла меры. — Директор похоронного зала встречался с ней несколько раз. Она точно знает, какой гроб ей нужен: блестящий, из орехового дерева, с гравированными золотыми ручками. Цвета ее похорон будут синими, "как небо над кладбищем", и зелеными, "как трава над ее надгробием".
Большинству людей планирование собственных похорон показалось бы болезненным занятием, но мисс Джин планировала их так, словно готовилась к вечеринке. Я хочу, чтобы это было в церкви, но я не хочу никаких скучных речей или слез, сказала мне мисс Джин год назад, когда впервые отправила детей погостить у меня. Тогда после похорон, я хочу веселой музыки. И пива. И танцев. Убедись, что там будут танцы.
Мои глаза впились в доктора. — Вы можете убедиться, что ей не больно? Это единственное, о чем я прошу.
— Я сделаю все, что в моих силах.
Я выхожу из больницы, ссутулив плечи. Солнце обжигает мне глаза и падает на макушку, словно хочет поджарить мои волосы. Тепло. Свет. Жизнь. Это похоже на фантазию, хотя она у меня перед глазами.
Я видел, как близка смерть ко всем нам. Гораздо ближе, чем мы думаем. Мои мысли обращаются к темному месту. К Клэр. До того дня, когда моя жизнь изменилась к худшему. Интересно, что лучше — уйти из жизни внезапно, как моя сестра в ночь аварии, или тянуть время, зная, что твои дни сочтены, и заставляя свою семью тоже готовиться к концу.
Я включаю оптимистичную музыку по дороге в центр и пытаюсь загнать эти мысли обратно в их подземелье. Мне еще нужно встретиться с клиентами сегодня. Неразумно погружаться в свои собственные проблемы, когда для моих сеансов нужна ясная голова.
Вернувшись в центр, день начинается всерьез, и я встречаюсь с клиентами без перерыва.
Ровно в четыре Дина входит в мой кабинет с подносом кофе. Это совсем не похоже на напиток Иезекииля, и я в основном пью его просто из вежливости.
Я с отвращением смотрю на коричневую жижу и смахиваю ее с подноса. — Ты можешь сменить табличку на двери? Я не хочу никаких посторонних, если только это не чрезвычайная ситуация.
— Ты никогда не возвращаешься домой так рано. — Ее глаза расширяются. — С мисс Джин все в порядке?
Я качаю головой.
Дина вздыхает и прижимает поднос к подбородку. — Бедная женщина. И эти дети…
Я смотрю на часы и вскакиваю со стула, прежде чем она начнет выражать сочувствие. Я ненавидел все, что связано с потерей моей младшей сестры, но принимать соболезнования людей было нежелательным дополнением к моему горю.
Особо нечего сказать, когда жизнь оборвана, и люди, которые пытаются отклониться от сценария и проявить творческий подход к выражению соболезнований, были теми, кто заставил меня захотеть прыгнуть в гроб вместе с Клэр.
— Мне сейчас нужно идти домой. Социальный работник сегодня осматривает дом. Я не могу опаздывать.
— Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?
— Я могу сделать это один.
— Да, но ты не обязан это делать. — Она смотрит на меня. — Прошел год с тех пор, как вы узнали, что этот день приближается. Почему вы не сказали своей семье правду? Алистер все еще думает, что в прошлом году вы заботились о детях пациента. Он понятия не имеет, что происходит на самом деле.
— Технически, мисс Джин была пациенткой, — ворчу я. Мы внесли ее в официальный список клиентов, чтобы она могла иметь доступ ко мне и Дине в случае чрезвычайной ситуации.
— Ты точно знаешь, что я имею в виду, Даррел.
