она это сделала.

— Сиенна. Как дела? — говорит она, ответив на звонок.

Я никогда раньше не слышал об этой ее подруге, скрещиваю руки и откидываю голову назад, поскольку меня игнорируют.

— Девочка, ты не поверишь, где я сейчас! — отвечает ее подруга, — я в каком-то маленьком городке, где в названии каждого магазина есть слово «Краш».

— Должна ли я спросить, почему ты там? — почему Джин так мила и весела, когда разговаривает с другими.

— Нет. Я хотела позвонить и сказать, что, возможно, пройдет несколько месяцев, прежде чем у меня появится возможность снова тебе набрать.

Я ворчу из-за боли в глазах, но это больше похоже на стон.

— Что это за звук? — спрашивает ее подруга.

— Я нашла маленького ворчуна, который потерялся сегодня около моего дома. И везу его обратно в безопасное место.

Мои братья смеются, пока врач промывает мне глаза и осматривает руку.

— Скорее всего, это просто перелом боксера, 2 но без рентгеновского снимка нельзя быть уверенным, — говорит доктор. — Просто ничего не бейте в течение нескольких недель, и все заживет.

Я расправляю напряженные плечи, пытаясь расслабить их. Только у чертовой Джин хватило бы смелости нанести мне удар. У этой девушки есть мужество. Меня это должно раздражать, но это сексуально.

— Чему ты улыбаешься? — спрашивает Сайрус, изучая меня, словно что-то упустил.

Братья подходят ко мне, не отрывая взгляд от моих опухших глаз. Они подходят очень близко, отталкивая доктора, и вспышка света обжигает мне глаза. Они сделали гребаный снимок.

Я хватаюсь за пистолет и направляю его на них.

— Ты забыл про предохранитель, — замечает Аттикус.

— Расскажи нам еще раз, как это случилось, — Сайрус смеется.

— Ты можешь говорить всем, что у тебя конъюнктивит, — небрежно советует Аттикус.

Опускаю пистолет. Я неплохо владею левой рукой, но мне придется отточить свои навыки.

— Я могу оставить для вас обезболивающее, — отвечает доктор, доставая таблетки. У меня пульсируют виски от голосов.

— Наложите пока шину, док.

Он тут же роется в своей медицинской сумке.

— Конечно. Это поможет процессу заживления. Не снимайте в течение нескольких недель.

Я хочу, чтобы Джин увидела, что она натворила. Кладу руку на металлический поднос и киваю в сторону дока.

— Как там новые грузовые корабли? — спрашивает Сайрус Аттикуса. Отец моей невесты настоял, чтобы мы включили их в нашу сделку в знак доброй воли, что свадьба состоится.

Аттикус почесывает бровь: — Ненавижу посредников. Но пока все хорошо.

Док накладывает шину на мою руку. Он работает у нас со времен моего деда. Он уже в годах и чертовски медлителен, но умеет держать язык за зубами. Когда он рядом, я не особо беспокоюсь, но мы все равно стараемся разговаривать шифром.

Когда речь зашла о работе, братья стали серьезными. Это не значит, что они отстали от меня, они только откладывают это на потом, пока мы не закончим обсуждать бизнес.

— Нам нужно выступить единым фронтом, когда мы придем на сегодняшнее собрание, — говорит Сайрус.

— Мы всегда прикроем тебя, — отвечаю я.

— Отец захочет ворваться с оружием наперевес. Но мы не должны торопиться с этой контратакой. Мы не можем позволить себе промахнуться, как это сделали Армато, — добавляет Сайрус.

— Копы будут наблюдать за нами какое-то время. Я заплатил им, но они не хотят войны у себя на пороге, — говорю я. Но мои мысли по-прежнему заняты Джин. Ее здесь нет, а мне все еще трудно сосредоточиться.

— Нет, — фыркает Аттикус, — они не хотят, чтобы это попало в СМИ и выставило их в дурном свете.

— Именно поэтому мы должны все тщательно спланировать, — отвечаю я.

Как бы я ни старался выкинуть Джин из головы, она все еще там. Завтра первым делом планирую позвонить ее матери и лично пригласить их обеих на мой день рождения. Хотел бы я быть там, чтобы увидеть ее реакцию, когда она узнает, что у нее нет другого выбора, кроме как прийти.

— Эго отца задето. Он захочет поиметь их, показать, что все еще жив и здоров. Это поможет отложить немедленное нападение, — голос Аттикуса возвращает меня к разговору.

Я бросаю взгляд на часы. У нас есть час до того, как все соберутся.

Прошла неделя после нашей стычки с Сореном. Я нервничаю из-за встречи с ним и его возможной реакции. Брызгать на него медвежьим спреем было экстремально. Как бы я ни ненавидела это, мне придется вести себя наилучшим образом.

Когда мы с мамой появляемся на дне рождении Сорена и входим в шатер, мне приходится прикусить внутреннюю сторону щеки, чтобы не рассмеяться, глядя на эти возмутительные декорации. Скульптура Сорена изо льда, мерцающие огоньки на стенах, цветы и воздушные шары повсюду. Сбоку стоит большой шестиярусный торт с цифрой двадцать шесть. По периметру расставлены обогреватели, поэтому вы ни за что не догадаетесь, что сейчас прохладный осенний вечер. В центре зала играет струнный квартет, и все разодеты по высшему разряду: мужчины — в смокингах, женщины — в бальных платьях.

Мама хватает меня за локоть сильнее, чем необходимо, когда замечает, что я одета хуже остальных. На мне облегающее платье-свитер с длинными рукавами и почти дерзким вырезом, который опускается дальше, чем мне хотелось бы. К моему разочарованию, оно новое и стоит дороже, чем я могла бы себе позволить. Пришлось занять немного денег у Джуда и пообещать, что верну их с процентами. Даже не могу думать о том, какой пустой тратой денег это было, хотя, возможно, я смогу надеть его на работу.

— Алессо, Бриа, — моя мама приветствует родителей Сорена. Они по очереди целуют впалые щеки моей мамы. Интересно, что они думают, когда видят ее? Испытывают ли они чувство вины? Сожаление? Или мы просто еще одни вредители, которых они вынуждены терпеть?

— Ты помнишь Джиневру, — она подталкивает меня вперед. Конечно, помнят. Я посещала все вечеринки, которые они устраивали, со дня моего рождения. Уверена, мать Сорена меняла мне подгузники, когда они еще были лучшими подругами. Как же меняются времена.

Бриа сжимает мои холодные руки своими теплыми.

— Мы никогда ее не забудем, — искренне говорит она, — мы всегда рады ее видеть, когда она приезжает с нашей дорогой Евой.

Мама бросает на меня сердитый взгляд. Я стараюсь не говорить ей, что вижусь с Евой, потому что она так странно на меня смотрит, что становится неуютно. Но ее взгляд быстро исчезает с вымученной улыбкой.

— Ты, должно быть, так гордишься Евой и радуешься ее предстоящему